с волнением и вошли в палатку. Разговор предстоял трудный…
После того как до Италии дошли вести о битве на Великих равнинах, Ганнибал был уверен, что к нему придут послы из Карфагена и позовут на защиту города. Об этом сохранилось конкретное свидетельство Тита Ливия: «Ганнибал все предвидел заранее и приготовил флот» (Liv. XXX. 20). Будучи опытным военачальником, он не мог не понимать, что война в Италии зашла в стратегический тупик, из которого не было выхода. Римляне не могли выбить карфагенян из области Бруттия, пунийцы не имели сил и возможностей угрожать Риму. После битвы при Метавре итальянский театр боевых действий стал второстепенным, судьба войны теперь решалась в Иберии и Африке. Однако Ганнибал упорно цеплялся за итальянскую землю.
Как пишет Тит Ливий, когда полководец выслушал посланцев карфагенского правительства, то разразился гневной речью: «Уже без хитростей, уже открыто отзывают меня те, кто давно уже силился меня отсюда убрать, отказывая в деньгах и солдатах. Победил Ганнибала не римский народ, столько раз мною битый и обращенный в бегство, а карфагенский сенат своей злобной завистью. Сципион не так будет превозносить себя и радоваться моему бесславному уходу, как Ганнон, который не смог ничего со мной сделать, кроме как погубив Карфаген, только бы погрести под его развалинами мой дом» (Liv. XXX. 20). Но насколько эта гневная сентенция соответствовала реальному положению дел?
После занятия римлянами Капуи в 211 г. до н. э. и взятия Тарента в 209 г. до н. э. шансы Ганнибала на успех в Италии стали минимальными. По большому счету ему уже тогда стоило задуматься о бесперспективности дальнейшей борьбы на вражеской территории и эвакуации армии в Африку для защиты Карфагена. Оттуда войска можно было перебросить на Иберийский полуостров, где они могли оказать решающее влияние на дальнейший ход кампании. Но Ганнибалу до Испании не было никакого дела, все его усилия были сосредоточены исключительно на Италии. В отличие от знаменитого полководца, в Карфагене оценивали общую стратегическую ситуацию правильно. Все резервы правительство отправляло в Иберию, поскольку именно там находился главный фронт Второй Пунической войны. После того как в битве при Метавре в 207 г. до н. э. была уничтожена армия Гасдрубала Баркида, пребывание карфагенской армии в Италии потеряло всякий смысл. Да и в Риме изменилось само восприятие этой войны: «бодрость духа и уверенность в себе поднялись так высоко, что никто и не думал о присутствии в Италии Ганнибала, которого перед тем так страшились» (XI. 3). Итальянский театр военных действий перестал быть для квиритов главным, теперь их усилия были сосредоточены на других участках грандиозного противостояния. К сожалению, Ганнибал этого так и не понял, продолжая упорствовать в своем заблуждении относительно ведения войны в Италии.
Поэтому в Карфагене на него просто махнули рукой и продолжили оказывать всяческую поддержку войскам, сражающимся в Испании. Что было совершенно правильно. Когда же легионы Сципиона высадились в Африке, Ганнибал совершил грубейшую стратегическую ошибку, продолжив бесполезное и бестолковое противостояние с римлянами на италийской земле. Будучи зажатым на Бруттийском полуострове, он никоим образом не мог повлиять на ход войны, в то время как его армия была крайне необходима в Африке. Информации о том, что до битвы на Великих равнинах карфагенское правительство призывало Ганнибала в Картхадашт, нет. Пунийцы надеялись на Сифакса и Гасдрубала и только после ряда катастрофических поражений обратились к полководцу с призывом о помощи. Поэтому здесь можно говорить о том, что размер опасности был недооценен властями Карфагена. Вывод же напрашивается простой: Ганнибал лукавил, когда во всех своих бедах обвинял соотечественников; главным виновником всех своих неудач был он сам. Хотя бы потому, что после победы при Каннах не предпринял попытку захватить Рим. Впрочем, это понимал и сам полководец. Как свидетельствует Тит Ливий, «редко изгнанник покидал родину в такой печали, в какой, как рассказывают, Ганнибал оставлял землю врагов; он часто оглядывался на берега Италии, обвиняя богов и людей, проклиная себя и собственную свою голову за то, что после победы при Каннах он не повел на Рим своих воинов, залитых кровью врага» (XXX. 20). По крайней мере, перед самим собой военачальник был честен. Догадался бы Ганнибал покинуть Италию или нет, если бы правительство официально не отозвало его в Картхадашт, неизвестно.
По свидетельству Плутарха, «Ганнибал, когда он находился в отчаянном положении и когда его уже почти вовсе вытеснили из Италии, лишь с большим трудом повиновался тем, кто призывал его для защиты родины» (Ages. 15). Аппиан пишет, что «Ганнибал против воли плыл в Карфаген, предвидя неверность народа к своим правителям и быструю переменчивость его настроений» (Lib. 33). Командующий хорошо знал, какая участь ожидает на родине полководцев-неудачников; другое дело, что он возвращался в Африку непобежденный. Сказки Тита Ливия о том, что на заключительном этапе войны заурядные римские военачальники регулярно наносили поражения легендарному полководцу, не стоит воспринимать всерьез. Как и басни о тысячах убитых карфагенян. Если бы все обстояло так, как пишет историк, то Ганнибал вернулся бы в Картхадашт в гордом одиночестве.
О том, что Ганнибал не был разбит римлянами в открытом бою, писал Корнелий Непот: «сколько он ни сражался с римлянами в Италии, всякий раз выходил из боя победителем» (Hann.1). Данный факт был отмечен Полибием: «В течение шестнадцати лет войны с римлянами в Италии Ганнибал ни разу не уводил своих войск с поля битвы» (XI. 19). Впрочем, подобной точки зрения придерживался не только греческий историк: «Как говорит Полибий и согласные с ним писатели, Марцелл ни разу не победил Ганнибала, который, кажется, до Сципиона оставался неодолимым» (Polyb. Fr. 23). Поэтому все выдумки Тита Ливия оставим на совести патриотично настроенного писателя.
Незадолго до отплытия Ганнибал решил пополнить армейскую казну и приказал своим солдатам разграбить города, находившиеся под его контролем (App. Hann. 58). Воины-италики, служившие в его армии и не желающие покидать свою страну, согласно свидетельству Аппиана (Hann. 59), были перебиты, по информации Тита Ливия – разосланы по городам Бруттия для несения гарнизонной службы или убиты в храме Юноны Лацинии (XXX. 20). Погрузив армию на корабли и дождавшись попутного ветра, Ганнибал покинул Италию.
* * *
Карфагенское посольство появилось на территории Италии в то самое время, когда Рим покинули Гай Лелий и посланцы Масиниссы. Сенаторы быстро призвали Гая обратно, чтобы военачальник лично присутствовал на переговорах. Когда карфагенская делегация прибыла к воротам Рима, ей было запрещено вступать в город. Пунийцев поселили в окрестностях столицы: было решено, что Сенат примет посланцев за пределами городских стен, на Марсовом поле в храме Беллоны.
Карфагеняне действовали по старой схеме – обвиняли во всем Ганнибала и всячески старались обелить правительство Картхадашта. Несколько раз подчеркнули, что именно Баркиды, а не народ Карфагена нарушили мирный договор с Римом. Закончили свое выступление пунийцы очень странным
