— Как ты думаешь, этот твой приятель с маслом и яйцами одолжит мне молочный фургон? И лошадь? — спросил он, выпустив кольцо дыма.
Глава 12
Молочный фургон с запряженной в него лошадью неторопливо катился с Уоррен-стрит на Пятьдесят третью свежим, почти холодным весенним утром. Он был необычен по нескольким причинам, хотя заметить можно было лишь одну из них и только в том случае, если наблюдатель действительно уделил бы фургону достаточно внимания.
С точки зрения обычного наблюдателя, гнедая лошадь тянула за собой вполне обычный молочный фургон, хотя молочная Дроста была самой передовой в городе и обзавелась крашенными в белый цвет металлическими фургонами на резиновых шинах, с черно-красной эмблемой на бортах. Мельком можно было его принять за приземистый грузовик, который сломался и который тащит в ремонт запряженная в него лошадь. Но внешний вид фургона был придуман таким, чтобы он не выделялся из нынешнего уличного потока, состоящего, по большей части, из автомобилей. Правда, в эти утренние часы их было не слишком много. Рассвет едва озарил бетонные утесы большого города.
Большинство молочных фургонов запрягались одной лошадью и управлялись одним человеком, но в данном случае позади человека с поводьями сидел еще один, в такой же форме рабочего молочной. Но это была лишь одна из особенностей конкретно этого молочного фургона. Другая заключалась в том, что он ничего не перевозил…
Конечно, он мог ехать по какому-то особенному пути, и действительно, так оно и было, только маршрут включал в себя всего одну остановку.
Сидящий с вожжами в руках мужчина был намного старше, чем обыкновенные молочники, хотя мало кто обращал внимание на лицо, прилагающееся к черным брюкам, белой куртке и черной кепке. Никто не узнал бы в сутулой фигуре человека, привычно держащего в руках вожжи, Уайатта Эрпа.
Фургон не был дешевым сооружением из досок, и кучер сидел на скамейке с мягкой обивкой, почти полностью скрытый боковыми стенками. Но, вне зависимости от наличия новомодных резиновых автомобильных колес, езда на фургоне была вполне тряской, в старом стиле, особенно если под колесо попадал упавший откуда-нибудь кирпич. Немногие автомобили, ездившие по улицам в эти часы, быстро объезжали фургон. Их водители сигналили, а частенько еще и хмурились и ругались. «Вот лучший способ продемонстрировать приближающийся конец эпохи фургонов с лошадьми в этот век автомобилей», — подумал Уайатт.
Уайатт начал работать возчиком в шестнадцать лет и водил грузовые фургоны из Аризоны в Калифорнию и обратно. В те дни он и его брат Вирдж получили свои первые шрамы, сталкиваясь с индейцами и бандитами с большой дороги. Ведя этот загруженный выпивкой молочный фургон сквозь призрачный утренний городок, в котором еще только проступали черты большого города, он погрузился в воспоминания, и этот трепет тревожного возбуждения, который он давно научился контролировать, не был лишен своей привлекательности.
Двигаясь по главным улицам и переулкам, он правил гнедым. Он просил молодого и сильного коня, ему такого и дали. Он вспомнил не только свои поездки на грузовых фургонах, но и те годы, когда он и его братья ездили на дилижансах Уэллс-Фарго с ружьями в руках, вспомнил цокот подков, отдававшийся эхом в каньонах, чувство ожидания, когда ты думаешь, кто смотрит на тебя сверху, что у него на голове — черная шляпа с маской или перья и краска, сумеешь ли ты разглядеть засаду…
Длинноствольный «кольт» сорок пятого калибра лежал на скамье позади него, а внутри, скрючившись между ящиками с выпивкой, сидел Бэт, тоже в форме службы молочной доставки: черных брюках, белой куртке и черной кепке. Бартоломью сидел на ящике, сжимая в руке свой маленький револьвер, поджав колени к подбородку и выставив нижнюю челюсть на манер бульдога. Задний проем фургона был закрыт не до конца, так что Бэт следил за ситуацией сзади, а Уайатт — спереди и по бокам.
Суть плана пришла в голову Уайатту сразу, детали пришлось обдумать, даже немного просчитать. Но все основывалось на одном простом факте — за особняком следят, но его обитатели могут спокойно входить и выходить, и за ними «хвоста» не будет.
Все это Уайатт объяснил Джонни, когда они наедине сидели в столовой.
— Парни Йеля следят за зданием, — сказал он. — Потому что они хотят обнаружить твой склад с выпивкой. Ты доставишь одну партию без помех, но когда они отследят того, кто ее доставил, на обратном пути к складу, они хапнут его весь.
— А если они это сделают, — добавил Джонни, приподняв бровь, — я вылечу из бизнеса, а у Капоне будут развязаны руки, чтобы сравнять счет.
— О, Капоне не хочет сравнять счет, — возразил Уайатт, сделав фигуру из дыма в воздухе взмахом руки с сигарой. — Вряд ли ты отделаешься порезанным лицом, хотя с этого все может начаться. Он захочет убить тебя. Ты же это знаешь, сынок? Должен знать.
Джонни ничего не ответил, лишь слегка кивнул после небольшого раздумья.
— Но сейчас ты не первый в списке их целей, — продолжал Уайатт. — Первое — твоя выпивка. Знаешь, я сколько угодно раз выходил на улицу, как и другие, с тех пор как над нами сгустились эти тучи. И я считаю, что я и даже ты — можем выходить и идти, куда нам заблагорассудится, не опасаясь слежки.
— И какая в этом польза? — спросил Джонни, сузив глаза.
Уайатт объяснил свою идею.
— Но сначала я хотел бы выяснить диспозицию. Увидеть склад с выпивкой, молочную, где ты хранишь пиво, — добавил он в конце.
Уайатт и Джонни покинули дом по отдельности, с интервалом больше часа. Каждый, в свою очередь, вышел на угол улицы и поймал такси, но только как следует отойдя от особняка. Причем шли они в противоположных направлениях.
Они встретились в небольшом ресторане на углу улиц в трех кварталах от молочной Дроста, сели в отдельном кабинете, отделанном деревом, и начали есть солонину с капустой, запивая ее безалкогольным пивом. Уайатт, к своему удовлетворению, окончательно убедился в том, что за ними никто не следит. В их костюмах, а на Уайатте был темно-коричневый костюм с белой рубашкой и более темным галстуком, на Джонни — серый в мелкую полоску костюм, светло-серая рубашка и бело-голубой, как яичная скорлупа, галстук, они вполне походили на двух бизнесменов, заканчивающих рабочий день или продолжающих работать за едой.
Однако Уайатт даже и не пытался скрываться, надев черный «стетсон», подаренный Бэтом. Джонни тоже надел «стетсон», серый с черной лентой, прямо как его покойный отец. Суть заключалась не в том, чтобы ускользнуть от слежки, а чтобы обнаружить ее, если она имеется.
Но слежки не было.
— Я намереваюсь, — сказал Уайатт, прожевав кусок яблочного пирога, — выйти вечером прогуляться, перед тем как…
Он имел в виду день, предшествующий доставке, но выражался обтекаемыми фразами.
— …куда-нибудь смыться вместе с Бартоломью. Около четырех утра мы с ним поймаем такси до Уоррен-стрит, подберем наше транспортное средство и снаряжение, загрузим багаж, сделаем рейс и вернемся на Уоррен-стрит.
