Стажер почему-то удивленно посмотрел на меня.
— Все очень просто — его надо спровоцировать.
— Ныус, — опять перешел на эстонский стажер.
— Значит, так, — решил я, — мы напишем ему письмо: мол, мы знаем, что ты причастен к убийству, у нас есть неопровержимые доказательства. Если ты принесешь две, нет три тысячи долларов к такому-то месту, то мы будем молчать. Хорошо придумано?
— Сеэ он охтлик, — ответил стажер.
— Вот и я думаю, что хорошо.
* * *
Этой же ночью я с помощью трафарета изобразил письмо шантажиста и бросил его в почтовый ящик Петрова. Стрелку назначил на одиннадцать вечера за концертным залом «Октябрьский».
— Ты, Тере, не беспокойся, — я к нему подходить не буду. Увижу, что пришел — значит виноват. Если не придет, будем дальше думать. Да и место там неопасное центр города, люди ходят. Иногда.
За час до свидания я уже был на месте и спрятался во дворе на другой стороне Греческого проспекта. Тере я оставил дома, чтобы не мешал своей эстонской медлительностью. В одиннадцать у «Октябрьского» никто не появился. Я решил подождать еще полчаса — на всякий случай. Тридцать минут прошло. Я подождал еще десять. Потом вышел из укрытия и направился к метро.
— Я так и думал, что это ты, — услышал я голос за спиной.
Обернулся. Сзади стоял Петров с пистолетом в руках.
— Ну, какие у тебя доказательства?
— Тебя видели, — решил врать я. — В грузовике.
— И за это ты хочешь три тысячи? — удивился он.
— Не только, — смело сказал я, судорожно пытаясь придумать что-нибудь похожее на правду.
— Ну прощай, брат, — сказал похожий на бандита Петров и поднял пистолет.
Сам не желая того, я зажмурил глаза.
Выстрела не было. Я приоткрыл правый глаз. На месте Петрова стоял мой стажер.
Я открыл оба глаза: действительно — стажер стоял, Петров лежал. В руках у стажера была довольно длинная и, наверное, тяжелая труба. В голове у Петрова небольшая дырка.
— Он живой? — спросил я.
— Не знаю, по-русски ответил стажер.
— И что теперь делать? — глупо спросил я у стажера, хотя спрашивать подобные вещи должен был он.
— Политсей, — ответил он.
Тут силы вернулись ко мне. Я оставил Тере охранять Петрова, быстро подогнал к месту происшествия наряд милиции, объяснив милиционерам, что на нас напал человек с пистолетом. Защищаясь, нам пришлось в пределах самообороны шмякнуть его трубой по голове…
* * *
Петров сидит в «Крестах» в ожидании суда. Ему предъявили обвинение в незаконном ношении оружия. Доказать его причастность к убийству Штатенбаума вряд ли удастся, хотя я рассказал следователю все, что знал.
Обнорский по-прежнему не верит в то, что в отравлении в агентском буфете вино-, ват бизнесмен Петров. В последнее время в этом начинаю сомневаться даже я. Может, действительно, мясо тогда некачественное попалось? Но где же тогда банка с перцем? Возможно, эта тайна не будет раскрыта никогда.
Шаховский недавно сообщил мне расстроенно, что, наверное, у него с Горностаевой ничего не выйдет, поскольку он дал маху на культурном фронте. Он сказал ей, что Борхес — это круто. А она спросила, что он написал. Шаховский брякнул: симфонию, мол, ля минор. Горностаева перестала ему улыбаться.
А я подумал: «Может быть, культурный досуг с Горностаевой лучше поиска зацепок на колготках Агеевой?» Но это была минутная слабость.
Наконец-то выписавшийся из больницы Повзло нашел бумаги на наших стажеров.
— Ты знаешь, — спросил он меня, — как зовут твоего Тере?
— Тере его и зовут, — ответил я, улыбаясь.
— Его зовут Эвита.
— Разве есть такое мужское имя?
— Нет, это женское имя.
— Значит, у них в Эстонии мужчинам дают женские имена?
— Как раз наоборот — у них в Эстонии женские имена дают женщинам.
— Но мы же с ним — то есть с ней — уже десять дней спим валетом на одной кровати! — ужаснулся я.
Повзло ехидно улыбался.
— А что такое Тере? — решил спросить я напоследок.
— Насколько я понимаю, тере по-эстонски — «здравствуйте».
Теперь я сижу и думаю, что значит по-эстонски тервисекс?
* * *
Краткий эстонско-русский словарь:
Terviseks — За здоровье! (традиционный эстонский тост).
Тоrе — хорошо.
Halb — плохо.
Jaa — да.
Nous — согласен.
Кulm — холодно.
Kurat — черт.
Ma tahan shuua — Я хочу есть.
Kus ma saan suhua? — Где я могу поесть?
Ma tahan magada — Я хочу спать.
Kus mina magan? — Где я буду спать?
See metsik maa — Эта дикая страна.
Mulle ei meeldi see inimene — Этот человек мне не нравится.
Politsei — полиция.
Kole lugu — ужасная история.
See on ohtlik — это опасно.
Jama — чушь.
ДЕЛО О ПОЖАРЕ В РЕДАКЦИИ
Рассказывает Валентина Горностаева
"29 лет. В Агентстве работает четыре года. Имеет как ряд благодарностей за успешно проведенных расследования (последнее — внедрение в структуры Бюро Региональных Расследований — БРР), так и несколько выговоров за нарушение трудовой дисциплины, пререкания с начальством и утерю вещественного доказательства.
Незамужем. Имевшие место неформальные отношения с заместителем директора Агентства Скрипкой А. Л. в последнее время практически прекратились, что негативно сказалось на творческом потенциале Горностаевой".
Из служебной характеристики
Мне снилась река. Вода была в ней такой синей, а трава на крутых высоких берегах такой изумрудно-зеленой, как бывает только во сне.
По реке плыли лошади. Их рыжие гривы разметались по синей воде, а головы были высоко подняты. Светило солнце, а лошади все плыли и плыли — тихо, почти беззвучно, они даже не фыркали.
— Валентина, вставай! — нарушил эту идиллию негромкий голос матери.
— Мама, мне такие красивые лошади снятся.
— Лошади? удивленно сказала мать. И зачем-то добавила:
— Это ко лжи.
«Какая глупость, — думала я, стоя под душем. — Лучше бы и не спрашивала, только испортила все».
