будил многочисленных узников пенитенциарной системы Америки. Круглый год, зимою и летом, в серые будни, и в великие престольные праздники, это случалось всегда в один и тот же момент, ровно в полшестого утра.
Сразу после громоподобной побудки, вступал в действие следующий пункт жестокой программы. Он говорил всем о том, что днём находиться на койке нельзя. Несмотря ни на что, ровно через минуту после окончании звукового сигнала, кровать убиралась.
Вернее сказать, она быстро складывалась. Выходившие из бетона, мощные цепи приходили в движение. Они с жутким грохотом втягивались в небольшие отверстия и прижимали кровать к шершавой поверхности стенки. Со стороны это весьма походило на подъём средневекового крепостного моста.
Если заспавшийся смертник, не успевал покинуть жёсткое ложе, то его неминуемо сдавливало этим подобием пресса. Ломая все кости тела, койка сжимала сидельца, словно тиски. Так продолжалось до тех самых пор, пока его дух не покидал бренный мир.
Благодаря такому решению администрации блока, заключённым не удавалось понежиться на удивительно тощих, небольших тюфяках. Им приходилось резво вскакивать на ноги. Стремглав одеваться, вставать возле дальней стены и замирать там, в позиции «смирно».
Хорошо, что с этим простым упражнением у заключённого парня не имелось особых проблем. Причём, уже очень давно. Десантник отработал его ещё с самого раннего детства. Быстро подниматься с кровати сержанта учил его очень суровый нелюдимый отец.
Это был дотошный служака. Он рано покинул армейскую службу в связи с тяжёлым ранением, полученным в Таджикистане лет двадцать назад. Каждое утро, отец стоял возле сына с кружкой воды в правой руке и секундомером в другой.
Если парнишка не укладывался в жёсткий регламент, то наказание наступало немедленно. Холодная жидкость выливалась ему прямо на голову. Умение одеваться с удивительной скоростью, мальчику вбили в подкорку ещё в кадетском училище. Беспрекословно выполнять все приказы начальства он быстро привык в регулярных российских войсках.
Нужно сказать, что все эти бесценные навыки весьма пригодились сержанту в его бурной жизни. Особенно после того, как он попал в заключение. В соответствии с тюремным уставом, тех, кто долго возился с облачением в полосатую робу, сурово карали.
Сначала, ему отменяли ежедневную получасовую прогулку. При втором нарушении правил, неумеху лишали еды на целые сутки. В третий раз, в тесную камеру врывались разъярённые его поведеньем тюремщики. Одни вертухаи лупили беднягу дубинкой. Другие, с большим удовольствием тыкали в узника электрическим шокером.
После таких воспитательных мер, осуждённые несколько дней не могли передвигаться нормально. Как только их возвращали из тюремной больнички, процесс обучения начинался по новому кругу.
Особо упрямых сидельцев бросали в тёмные карцеры. Там вообще не имелось кровати. Мало того, пол заливала вода, доходившая до уровня щиколотки. Несчастным не удавалось даже присесть. Им приходилось целые сутки торчать на ногах.
Поэтому, во время таких наказаний они изображали собой большую болотную цаплю. Стараясь хоть как-то согреться, бедняги стояли, прислонившись спиною к стене. Время от времени, они по очередности подгибали то правую, то левую замёрзшую ногу.
После побудки и тридцати секунд одевания, заключённые вставали во фрунт у задней стены своей одиночки. Там они ожидали неизвестно чего. Спустя полчаса раздавалась команда: — Заключённым оправиться.
На такое интимное действо отводилось ровно десять минут. Следом давалось ровно столько же, на бритье и всё остальное, что мужчины делают утром. Если не уложился в отпущенный срок, пеняй на себя. Получишь очередное взыскание.
За утренним «туалетом» следовал удивительно скудный, малопитательный завтрак. После него, наступало «свободное время», которое бесконечно тянулось до начала обеда.
Жёсткую койку убирали в пять тридцать утра. Лечь в камере после подъёма было нельзя. Во-первых, запрещали строгие тюремные правила. Во-вторых, пол был бетонный и очень холодный, а матрац с одеялом должны были оставаться на койке. Нечего пачкать постель.
К счастью, осуждённым разрешалось сидеть возле небольшого железного столика. Для этого рядом с ним размещался небольшой стальной табурет. Оба предмета были насмерть привинчены к стенам.
Ни телевизора, ни даже обычного радио, в камере смертника не было. Единственным развлечением являлись дешёвые книги в мягких обложках. Ведь небольшим покетбуком нельзя нанести вертухаю даже самую лёгкую травму. Только поэтому, охранники позволяли сидельцам читать подобную литературу.
Беллетристика оказалась на разные вкусы и в огромном количестве. Заказывай в библиотеке, сколько желаешь. Вот только утром, никто из «клиентов» тюрьмы читать, почему-то, не мог. Запрещалось суровым уставом. Можно было только «гулять» туда и сюда.
Всё помещение было пять метров в длину и три в ширину. Слева от двери, стоял унитаз с умывальником, сваренный из толстой нержавеющей стали. Над раковиной висело небольшое овальное зеркало, изготовленное из бронестекла.
Оно было, удивительно прочно, вмонтировано в серый бетон. Так что, без набора стальных инструментов его никто не смог бы оторвать от поверхности. Будь то даже Геракл. Чуть дальше, справа, к стене крепилась кровать. В изголовье находились табуретка и стол.
Несмотря на тесноту помещения, смертники постоянно его измеряли шагами. Стараясь хоть как-то убить неспешно текущее время, все заключённые посвящали ходьбе помногу часов. Они бродили взад и вперёд до наступления полдня. Узники с ужасом ждали ежедневного выступления администрации блока.
Перед самым обедом, включались громкоговорители, стоящие в коридоре тюрьмы. Тихим завывающим тоном священник долго читал какую-то длинную, очень невнятную проповедь. Причём, протестантскую!
Самое странное, что все рассуждения были лишь об одном, о неотвратимости страшного Божьего гнева. Невероятно занудная речь обычно тянулась тридцать минут, а то и значительно больше.
Затем, запускали коротенький файл с записью выступления директора американской тюрьмы. Сухим надтреснутым голосом он зачитывал типовое постановленье суда о проведении казни.
После чего, включался плохой синтезатор компьютерной речи. Он называл непродолжительный срок, в течение которого данное наказание будет исполнено. В самом конце монолога безмозглой машины, раздавался громкий щелчок. Следовала длинная пауза и, наконец-то, звучала фамилия узника, приговорённого к смерти.
Всё это долгое время, почти сотня сидельцев стояла у дверей своих тесных камер. Сквозь окошко для раздачи еды они смотрели на небольшие динамики, вделанные в противоположную стену коридора тюрбмы.
Все с большим напряжением слушали, чем же закончиться очередная трансляция? Каждый из них исступлённо молился. Всем хотелось лишь одного, чтобы сегодня назвали кого-то другого.
Услышав имя с фамилией неизвестного им заключённого, все остальные облегчённо вздыхали. Оно и понятно, ведь человеку давалась возможность прожить ещё один день. Мало того, провести его, как все нормальные люди, в полном незнании о дате своей неизбежной кончины.
Многие узники не выдерживали напряжённого ожидания собственной смерти. Сразу после бритья, такие сидельцы разбирали на части пластиковый станок
