в привычном режиме. И лишь за пару недель до Златкиного рождения, когда я, наконец, нашла в своем плотном графике несколько минут, чтобы составить список необходимого в роддом, и первым пунктом записала в нем «зубная счетка», снизошло озарение. Э-э-э, мать, да ты совсем! Сначала смешно стало, а потом грустно. Димка застал меня рыдающей над той злосчастной бумажкой. Перепугался сильно.
А теперь вот мой черед волноваться… Как все пройдет, как меня воспримут. Мужики из нашей делегации уже на меня как-то странно косятся. Будто я не ребенка в руках держу, а бомбу с часовым механизмом. Бесит! Ну какие же они динозавры!
– Ничего, Золотинка, мы им еще покажем, – шепчу я, потираясь носом о лобик спящей крохи. Мы долго с Димкой думали – брать Златку с собой, или оставить на бабушек-дедушек и нянь. В конечном счете решили, что с ней нам будет спокойней. Ну и понеслось… А теперь дождь ледяной, и вылет откладывают. Неизвестно, сколько нам тут торчать. Гашу тревогу, а она все равно во мне. Аж подташнивает. Дышу глубоко. Глажу Золотинку по спинке.
– Амалия Станиславовна, давайте я ее возьму… – предлагает наша няня Елизавета Васильевна.
– Нет-нет, все хорошо. Я не устала. Если не затруднит, лучше принесите мне водички с лимоном.
– Конечно. Я мигом.
Ходим с мелкой вдоль огромного окна, из которого открывается панорамный вид на взлетные полосы. Бросаю на Димку, которого оккупировали какие-то мужики, успокаивающие взгляды. Он явно раздражен тем, что не может послать их всех к черту и присоединиться к нам. Но что уж… Это меня, как родила, будто в утиль списали. А Димка у нас востребованный донельзя. О нем только и разговоров. Сверху давят, хотят выделить его отдел в отдельное предприятие. Чтобы он не только на меня спину гнул, но и другими важными проектами занимался. А я что? Я знала, что так и будет. И потому практически не ревную.
Господи, да что же так нервно? Ну просто невыносимо. Касаюсь носом Златкиной шапочки. Та едва слышно пахнет кондиционером и чем-то сладким. Может быть, молоком. Кошусь на часы. Есть наша принцесска захочет еще нескоро. А я уже ощущаю приливы. Грудь покалывает и вот-вот потечет. Более опытные мамочки обещают, что все вот-вот нормализуется. Что на моем молокозаводе скоро пройдет оптимизация процессов, и те наладятся согласно спросу. Но пока вся эта кормежка – сплошная головная боль. Молока у меня много. Я протекаю в самые неподходящие моменты. Однажды даже с правительственного совещания пришлось сбежать, чтобы сцедиться. Помнится, Сидельник тогда недовольно нахмурился… А ведь как дед мог бы и войти в положение! Как дед, ага. Вот умора…
– Амалия Станиславовна, вода.
Благодарно киваю. Осушаю залпом стакан. Ловлю губами дольку лимона и долго-долго катаю на языке – блаженство. Кстати, на кисленькое меня потянуло практически сразу после ЭКО. И именно это подарило нам с Димкой первую робкую надежду, что все прошло успешно. Потом лимоны я трескала регулярно. Почти до конца. Отказаться от них пришлось, лишь когда меня стала мучить изжога. А теперь вот опять из-за тошноты на кислое тянет. Отравилась я, что ли? Или же тошнота – результат волнения? Вспоминаю, что ели накануне. Я не придерживаюсь каких-то специальных диет для кормящих мам, от этого отошли во всем мире. Но, конечно, я стараюсь есть здоровую полезную пищу. Так что даже не знаю, на что грешить. Ну не на киноа же с лососем и яйцом-пашот? Димка сам мне готовил завтрак.
Задумавшись, отхожу в самый конец зала.
– Смотри, Золотинка, видишь, какой большой красивый самолет? А у него под крылом реактивный двигатель – вершина инженерной мысли, если верить во-он тем умным дядькам. – Поворачиваю Златку к собравшимся вокруг ее отца дедкам. – То есть и моей мысли тоже, прикинь? Иногда мне не верится, что я приложила руку к такому проекту… Это же сон! Кстати, а я тебе рассказывала, как еще называют реактивный двигатель? Нет? Да ты что! Огненным сердцем его зовут. Красиво, правда? А знаешь почему?
Я отворачиваюсь, в глазах неожиданно мутнеет. Кто-то успевает ко мне подбежать, отобрать ребенка и осторожно подхватить под локоть. Короткий судорожный вдох. Знакомый восточный аромат, который становится последней каплей… Меня выворачивает. Прямо на туфли Гатоева.
– Амалия? Ты как? Пригласить врача?
А мне нормально. Я же вон как лихо избавилась от того, что мой желудок не желал принимать. Теперь только стыдно немного… Ну и чуть-чуть волнительно. Мы с Мусой не виделись, кажется, целый год. А теперь он стоит с моей дочкой на руках и выглядит таким… обескураженным.
– Извини, пожалуйста, – забираю Златку из его рук. – Все нормально.
Не знаю почему, но мне не хочется, чтобы он касался моей дочери. Какие бы цели этот человек не преследовал. После всего, что он устроил для нас, я воспринимаю Мусу как опасность.
– Нормально? – иронично пялится на свои туфли.
– Это просто волнение. Мы в первый раз летим. Да еще так далеко…
Ничего больше добавить к сказанному не успеваю. Потому что к нам подлетает Димка. Оттеснив Гатоева, он забирает уже из моих рук сверток со Златкой и обеспокоенно заглядывает в глаза.
– Ты как?
– Я отлично. А вот туфли Мусы серьезно пострадали. Можешь достать из сумки влажные салфетки?
Гатоев наблюдает за нашим разговором с невозмутимым выражением на лице. Да и поначалу напряженный Димка, убедившись, что со мной все хорошо, расслабляется. Усадив меня на удобный диванчик, ныряет в сумку, не выпуская Златку из рук. За последний год он здорово возмужал. И как будто закрылся для тех, кто не вхож в его близкий круг. Но для нас, его любимых людей, Димка все тот же. Душа нараспашку.
– Спасибо, что помог, – благодарит Мусу, протягивая ему упаковку салфеток.
– Пожалуйста, – дергает краешком губ тот. А сам на Златку косится с довольно странным выражением на лице. Та как раз полностью просыпается. Димка, зная, что лежать просто так она ни в какую не станет, меняет позу, сажая мелкую на бедро, чтобы Золотинка все видела.
– На папу похожа. Счастливой будет, – бросает Гатоев. Так. Стоп… Он же не думал, что может иметь какое-то отношением к нашей дочке? Да бред. Там даже по срокам ничего подобного и близко быть не может! Так что с физиономией?
– А тебя можно поздравить? – зачем-то интересуюсь я, уже, считай, у его
