как раненная лошадь. — Ты думаешь, что я на Любаву засматриваюсь? Серьезно? Да она мне как дочь!
Я сдержанно кивнул и скрипнул зубами, проталкивая слова:
— Она во сне кому-то в любви призналась…
— Так может, тебе?
— Она от меня шарахается. Ненавидит. И мы друг друга не знаем! Какая любовь? Откуда? Еще скажи с первого взгляда.
— Или с первого вдоха. — Даня хлопнул меня по плечу. — Любовь все может, не сомневайся. Сам, что к ней чувствуешь?
Я растянул губы в дикой улыбке, и Данил все понял.
— С этим аккуратней. Похоть — не годный материал для строительства отношений.
— Я не уверен… что нужно что-то строить.
— Дурак?
Мы прошли с Даней до теплицы, и он пропустил меня внутрь. Здесь было парко и зелено. Со всех сторон нависали какие-то растения, благоухали цветы, наливались овощи.
У меня было время немного поразмыслить, но это не помогло.
— Если она любит другого, то какой смысл…
— А как же метка? — Даниил скинул куртку и, подхватив инструменты, поманил меня вглубь длинного помещения. Было жутко жарко, я тоже сбросил дубленку.
— А что метка? — примерил в руку странный крючковатый инструмент. Это не меч, с такой штукой нужно уметь управляться.
— Если вы связались, значит, идеально подходите друг другу.
— Разве что физически, — прыснул я. — У меня от нее давно крышу снесло, но…
— Ты ее не знаешь?
— Именно. И она меня. Думает, что заносчивый наследник, у которого ничего, кроме секса, на уме.
— Откровенно говоря, так и есть, — Даня вогнал в землю мотыгу и хорошенько взбил грунт, убирая сорняки. — Ты словно тепличное растение. За тобой ухаживали, поливали, убирали сорняки… Практически из ложечки кормили. Это чувствуется. Любава девочка более практичная, привыкшая к ограничениям и трудностям. Она не боится изучать то, что ей интересно и важно, упорная и очень умная, а ты просто лентяй. Не способный даже наладить общение с девушкой, которая тебе нравится.
— Она запретила приближаться! — я вогнал в землю инструмент, но вытащить не смог. А это не так уж и просто, грунт здесь каменистый и вязкий. Да и жарко.
— Ну я же говорю… идиот. Ты все воспринимаешь в лоб. С женщинами так нельзя. Очнись уже, прынц! Ты не у себя в замке, где тебя будут лобызать наложницы по первому приказу. Любава не будет с тобой, если ты ее не завоюешь. Она твоя недостижимая вершина, крепость, которую нужно взять, даже если нет войска и сил. Не можешь? Слабак? Ну тогда она правильно делает, что гонит тебя.
— Красиво говоришь, а сам? Много ты покорил? — я со злости вонзил мотыгу в твердый грунт.
На этот раз пошло легче, и я, уловив логику движений, оживил землю вокруг томата. На кудрявых кустах висели налитые зеленые плоды, и Даниил долго и любовно разглядывал их, только после проверки каждого заговорил снова:
— Моя история без счастливой концовки. Я давно принял это.
— Почему?
— Потому что люблю и готов ради Лимии на все, даже умереть.
— Почему без счастливой?
— Так сложились звезды, — бодро заключил Данил и надолго умолк.
Мы с русоволосым прошлись по всем рядам. Тело приятно разогрелось. Я скинул рубашку и увлеченно обходил каждый куст.
— Умереть и я готов ради Любавы… — озвучил я размышления. — Но осознавать, что она думает о другом, тяжело. Тогда ведь в моей жертве нет смысла.
— Ты сначала убедись в том, что слышал. Она имя назвала?
— Нет.
— Она обручилась с ним? Замуж вышла?
— Нет, — я стер капли пота со лба.
— Значит, не все потеряно, — хозяин разрубил воздух ладонью и устало размял плечи.
Мне показалось, что он не договаривает, что есть что-то, что не видит никто, кроме него и Лимии. И это важнее жизни.
Даниил вернулся к первому ряду, отставил инструмент в угол и, присев на корточки, ласково пригладил один из порозовевших плодов.
— Смотри. Видишь, как растение цепляется за жизнь? На улице снег по колено, мороз такой, что яйца скручиваются, а они сначала зацвели, потом налились и вот… созревают вопреки жутким условиям.
— Наши теплицы и не такое умеют, — я откинулся на деревянный щит, где мелом кто-то начертил кучу полосок.
— Синар, ты в замке вторую неделю и до сих пор ничего не понял?
Я лишь дернул бровью.
— Здесь, — Даниил обвел руками пространство, показывая не только на теплицу, а на весь горизонт, — мертвая земля. Только черный горизонт и сухой ветер. Ничего не живет. Дождь, если и идет, то только с жуткими убийственными грозами. Снега не бывает — сейчас это аномалия. Солнца всегда мало. Животных нет, только хищники, что забредают полакомиться отшельниками и дурачками, вроде нас. Цветы в теплицах зацветают, но плодов не дают. — Он замолчал, скинул рубашку, показав поджарое тело, щедро украшенное нательными рисунками и шрамами. — Но последний месяц что-то изменилось. Мои саженцы вдруг набрали сил, налились, даже порозовели. Они дадут потомство.
— И?
— Я не знаю, как это объяснить, но Любава… — он потер переносицу, вскинул голову и посмотрел в небо, закрытое стеклом теплицы. — Я знал, что она придет. Еще задолго до вашего появления мне снилась Снежка. Я не мог понять, кто она такая, и почему ее вижу во снах, а теперь… вот, плоды появились. Она словно вдохнула жизнь в наш мир. Понимаю, как это глупо звучит, но я почувствовал сердцем, когда Любава пронзила портал. Даже не так. Я знал заранее, что кто-то появится. Как беременность. Ты не видишь ребенка, только растущее пузо, но ты знаешь, что вот-вот случится чудо, и ты возьмешь на руки свое дитя.
— У тебя есть дети? — поинтересовался я.
— Нет, но я не раз становился свидетелем такого счастья. У друзей ребятишек полно, и я тихо завидовал каждому, а теперь… лишен и этой надежды.
— Но Лимия явно к тебе неравнодушна, — мне хотелось его поддержать. Я чувствовал, что Даня заваливает себя работой, только чтобы забыться, вымотать себя до предела, чтобы ничего, кроме сна, не хотелось.
— Это все только усложняет, — сухо отрезал разноглазый и, подхватив одежду, с голым торсом вышел на мороз.
Я за ним. Обжигающий ветер по коже — нечто особенное, будто прикосновения ледяной розги. Отрезвляюще. Жестоко, но то, что нужно. И тяжелый труд отстранил меня от внутренних желаний. И ярости.
— Могу чем-то помочь? — спросил я, когда мы с Даней дошли до замка, так и не одевшись. Я совсем не замерз, шел навстречу ледяному ветру и улыбался.
Девочки, что все еще гуляли на улице и лепили что-то типа тройной головешки по центру площади, замерли, увидев нас. Ведро на
