что возможно мне подпишут приговор. Вот еще мы с Тимом недавно обсуждали, как уедем в другой город. Думали, как жить дальше, а тут получилось, что все разговоры оказались пустыми. И это пугало.
Глава 14
За окном бесилась метель. Ветер кружил снег, кидал его в окно и образовывал сугробы. Дворник старательно чистил дорожки, но через час они вновь заметались снегом. Машины мигали фарами и куда-то торопились. Только у нас в палате жизнь замерла. Таня дремала. Наташа тихо разговаривала с детьми, помогая им с уроками. А я стала около окна и смотрела на снегопад.
Сейчас сложно было поверить, что скоро наступит весна. На деревьях появятся листва и прилетят птицы. Хотелось в это верить, но не верилось. Я думала, что жизнь закончится раньше. Вроде надо было радоваться, что я выжила, а радости не было.
Пришло сообщение от Риты. Она сказала, что рассталась с Игорем и сделала аборт. Я попыталась до нее дозвониться и узнать, что случилось, но она не брала трубку. Написала, что позвонит, когда придет в себя. А пока она просто хотела побыть одной. Одной. Хорошо, пусть побудет. Пусть мне сейчас была поддержка не меньше, а может и больше, чем ей, но пусть погорюет над своей жизнью, которая так круто повернулась и была такой несправедливо взрослой.
Развлечений в больнице не было. Я могла читать, но строчки сливались. Надо было проверить зрение. Что-то оно в последнее время начало быстро падать. Или оно не падало, а строчки мылились из-за слез, которые текли помимо моей воли? Как можно было читать про чью-то молодость, чью-то жизнь, про людей, у которых все было впереди, а у меня все заканчивалось? Из-за этого я начинала и бросала читать книги. Пыталась залипнуть в какой-нибудь сериал и тут же его бросала. Меня все раздражало. И мне было просто плохо как морально, так и физически.
Когда наступало время посещений, то обычно я выходила из палаты, чтоб Таня пообщалась с мужем, или Наташа расспросила маму о детях. Я бродила по коридору, сидела в коридоре на диванчиках, иногда о чем-то разговаривала с девчонками из других палат, но эти разговоры не запоминались или заменялись собственными переживаниями.
— Привет, тетя Маша. Я думал, что ты квартиру сняла и решила начать все сначала, а ты решила заболеть? — подходя ко мне со спины, спросил Тим.
Я резко обернулась. Он стоял, держа руки в карманах, переминаясь с ноги на ногу и при этом наглой улыбкой, которая ни о чем не говорила, но жутко раздражала. Он был привычный и родной, такой родной, что я чуть не расплакалась при виде него.
— Ты как меня нашел?
— Если захотеть, то можно горы свернуть, — ответил Тим. — К тому же я тебе говорил, что отпущу тебя погулять на какое-то время, а потом буду убеждать назад вернуться. Помнишь?
— Помню, — ответила я.
— Где тут можно поговорить? — спросил Тим. — А то мы стоим посреди коридора.
— Тут негде разговаривать. Может, в конец коридора к душевой отойдем? — предложила я.
— Пошли. Показывай свои хоромы.
— Жуткие хоромы, из которых хочется сбежать, — ответила я.
— Чего тогда тебя тут держит?
— Лечусь. Или думаешь, что я тут развлекаюсь? — разозлилась я.
— Тетя Маш, ты расскажи, чего случилось? Я же не в курсе. Ты мне не звонишь. Куда-то пропала. Теперь тебя в гинекологии нашел. Аборт с последствиями?
— Нет. Да. И все сложно.
— У женщин всегда все сложно, — ответил он. Прислонился плечом к стене. — Жаль, что тут курить нельзя. Тетя Маша, не томи. Все равно ругаться не буду.
— Все удалили. Швы разошлись. Потом чего-то гнить начало. Вот и сижу здесь. Заодно жду, когда результаты придут на онкологию. Так что, все плохо.
— Чего плохо?
— А если…
— Чего если? Все лечится, все заживет, — ответил Тим. — А ты слишком много себя накручиваешь. И, главное, слишком рано себя хоронишь.
— Нет. Все серьезно.
— Все болит? — участливо спросил Тим. — Понятно, все болит. Моя вина в этом есть?
— Мне надо было раньше к врачу обратиться.
— Ты же говорила, что все контролируешь и такое у тебя было раньше.
— Оказалось, что не контролирую, — ответила я.
— Ясно. Ладно, ты еще долго здесь будешь отдыхать?
— Я не отдыхаю, а болею.
— Не ной. Отдыхаешь. Тебя тут кормят по часам, витаминки колят. Чего ноешь? Считай, лежишь в санатории.
— У меня матку вырезали. Я беременна была, но ребенка потеряла. А ты говоришь, что я тут прохлаждаюсь!
— Я не буду тебя жалеть, тетя Маша. Ты с этим хорошо справляешься сама. И не хлюпай носом. Чего нужно купить? Сегодня вряд ли успею купить и принести, но завтра тебе все принесу.
— Не надо.
— Чего не надо? Не хочешь никаких вкусняшек? Апельсинов там. Или изюма и кураги? Хочешь, — он довольно улыбнулся. Неожиданно стал серьезным. — Ты извини меня, что я пропал. Чего-то переклинило. Решил, что ты ушла не попрощавшись. Я бы это понял. Потом еще мать приехала. Зачем-то Риса отдала дяде.
— Это у которого ты жену хотел увести?
— Ага. Мне при этом ничего не сказала. Я несколько дней его по району искал. Потом она мне все же сказала, что пес у дяди. Я поехал к нему за псом. Мы опять поругались. Пса я забрал. Вместе с псом еще и тетю к себе привез. Сразу скажу, ничего не было. Она решила от дяди уйти. И решила перекантоваться у меня. К вечеру объявился дядя. Мы опять поругались. Теперь они у меня живут и пытаются помериться друг с другом. Может, лучше ты ко мне вернешься? Выгоним их. Купим нормальный диван.
— А с этим диваном что?
— Он сломался. Они его сломали. Не спрашивай подробности, — сказал Тим. — Вот тебе смешно, а у меня там…
— Веселая жизнь, — сказала я. — Тебе и без меня хорошо.
— Ревнуешь?
— Нет.
— А мне кажется, что ревнуешь, — ответил Тим. Опять улыбнулся. — Честно, на других не могу даже смотреть. Тетя Маш, давай мириться.
— А мы не ссорились.
— Мне кажется, что поссорились. Ты мне не позвонила, когда тебе было плохо.
— Это упрек?
— Да. Мне обидно.
— Еще и на себя одеяло перетягиваешь? Это меня надо жалеть, — возмутилась я.
— А ты этого хочешь? — спросил Тим. Вытащил руку из кармана, чтоб коснуться моей щеки. Я заметила, что у него были сбиты костяшки пальцев.
— С кем дрался? — перехватывая его руку, спросила я.
— Ни с кем. Просто злился и долбил по дереву, — сказал он. — Не обращай внимания.
Он все же освободил руку и коснулся
