непонятым, странным. Старая рана Хотэку вновь зудела. Он знал, что должен хотя бы попытаться.
Он подошёл к опушке леса, когда солнце уже поднялось и тени укоротились, шагнул в приятную прохладу и скрылся в густой листве. Его окутал родной запах прелых листьев и сырой земли, грибов и ягод, животных и птиц. Он дома. На Хотэку снизошло спокойствие, будто он уже достиг цели. Он сел и осмотрелся. Здесь было темно, но не для его глаз. Он отлично различал кусты диких ягод, ядовитых для человека, белку, которая убегала с орехом в дупло, и звериные тропки, которые люди не заметили бы и при ярком солнечном свете.
Как же здесь хорошо! После города, после доспехов, после всего, что душило его, почувствовать себя вновь свободным. Он сбросил кимоно и повёл лопатками. Два чёрных крыла послушно раскрылись. Он слегка приподнял их и вновь сложил, но в этот раз не стал приминать одеждой.
Нужно найти Акито, нельзя терять время.
Знакомая тропа, пройденная им в детстве тысячи раз, и сейчас верно вела его. Правда, за столько лет она изменилась. Деревья стали больше, появились новые кустарники, куда-то исчезла коряга, через которую он постоянно перелезал, а став постарше – перепрыгивал по пути домой.
Тропа вела на поляну. Не очень большую, но достаточно обширную, чтобы раскрыть крылья и взлететь, осмотреть всё сверху. Так он и поступил. Выбрал дерево потолще, ветку подлиннее и примостился там, оглядывая место, где прожил четыре самых тёплых года своей жизни.
Здесь было светлее, и, если бы люди увидели Ши с этой стороны, они почти наверняка перестали бы бояться этого леса. Но пусть лучше боятся. Пусть центр страны остаётся нетронутым и незаселенным. Достаточно отшельников, что осмелились построить несколько хижин. Пусть хоть какой-то нетронутый уголок останется диким животным и тем, кому после войны не удалось ни вернуться домой, ни найти себе место среди потомков Ватацуми.
– Я надеялся, что ты не отсёк катаной свои крылья, – раздалось снизу, и Хотэку невольно улыбнулся. На поляне, залитой утренним солнцем, появился тот, ради кого он пришёл.
– С чего бы? Это вся моя суть.
– Помнится, ты долго не мог с ней примириться.
– Трудно быть другим, – Хотэку легко соскользнул с ветки и мягко приземлился.
– Сейчас ты мало чем от них отличаешься, но я рад, что ты смог стать одним из людей и не потерять себя.
– Я тебя так и не поблагодарил как следует.
Хотэку молча сел напротив волка и сделал то, что хотел сделать ещё в прошлую их встречу: обнял его за шею, прильнув щекой к большой мохнатой голове.
– Спасибо, отец, – второе слово застряло в горле, и последний слог вырвался невнятным хрипом. Отец. Как легко это слово срывалось с губ маленького мальчика, и как много оно значило для него сейчас.
Акито ткнулся носом в его шею и отстранился. Хотэку почувствовал, как защипало глаза.
– Так, значит, у тебя родился наследник? Могу я взглянуть на своего брата?
– Джиро спит с матерью в пещере, но, как только проснётся, думаю, он будет счастлив с тобой познакомиться. Он ещё малыш, но уже очень старательно изучает окрестности и грызёт всё, что видит. Так что крылья ему лучше не показывай, – Акито осклабился и издал смешок, но затем посерьёзнел. – Хотэку, что привело тебя ко мне на самом деле? Ты уходил не для того, чтобы вернуться. Так в чём дело?
Как всегда прямо. Как всегда в самую суть. Стоило бы назвать причину, но нахлынувшие чувства и воспоминания мешали сосредоточиться, мешали облечь мысли в слова.
Тогда, десять лет назад, воспитанный волками Хотэку следил за людьми, которые ходили Тенистой тропой, слушал их разговоры и изнывал от зависти к их жизни. Они говорили о горячей пище, горячей воде и сладких бобах, а он мылся в небольшом озере, в которое впадала река с запада, где вода становилась тёплой только в горячем месяце у самого берега. Как он любил это время года! Как любил эту тёплую воду! И ему казалось невозможным, что она может быть ещё теплее.
Конечно, Хотэку умел разводить костёр и мог бы греть воду, но в лесу не было ни вёдер, ни бочек, а Акито почему-то не сильно заботили подобные неудобства. Волки плавали в озере – и Хотэку с ними.
Чем дольше Хотэку наблюдал за людьми, тем сильнее крепла в нём зависть. Почему у них есть так много всего? Он тоже хотел и дом, и много еды, и попробовать эти загадочные бобы. Хотэку ничего не помнил о жизни до леса, до того, как Акито нашёл его брошенным на тропе, но мальчику почему-то казалось, что его выдернули из людского рая и бросили погибать.
Он знал, что с людьми у него больше общего, чем с волками, и просил отпустить его в город. Акито не запрещал ему уходить, но раз за разом объяснял, почему это плохая затея. Главным доводом, конечно, были крылья Хотэку. Он не человек, люди не умеют летать. И люди не любят тех, кто похож на них, но умеет чуть больше. Люди таких боятся. А некоторые – убивают.
Это убеждало мальчика, но лишь на время. А затем Хотэку снова видел людей, снова слышал их разговоры – и снова впадал в отчаяние. Однажды оно стало так велико, что Акито нашёл его, когда он, захлёбываясь слезами, рвал на себе перья.
– Хотэку! Ты что?
Хотэку с силой дёрнул перо и зашёлся в новом приступе рыданий. Как же это больно. Невыносимо больно.
– Если у меня не будет крыльев, люди меня не убьют. Меня примут!
Он потянулся к следующему перу, но волчья голова пролезла под руку и помешала новому рывку.
– Хотэку, эти крылья – часть тебя, как лапы – часть меня. Ты не человек, и тебе нет нужды им становиться.
– Но я как человек! – он повернул заплаканное лицо к Акито. Его раздражал встревоженный взгляд волка. – Я не похож на тебя, я не похож даже на птиц! Я похож на них, на людей!
Акито вздохнул, носом молча опустил ладонь Хотэку на колено и положил поверх неё свою голову. От его тепла стало почему-то ещё грустнее. Слёзы капали на шерсть, и она послушно впитывала солёную влагу. Сквозь собственные всхлипы Хотэку едва расслышал приглушенные слова отца, больше похожие на утробный рык:
– Почему ты так стремишься свернуть с пути? Следует доверять богам, что привели тебя в этот мир. Ты не просто так оказался в лесу.
– Я хочу в город, – сдавленный голос едва прорывался сквозь ком в горле, – хочу к ним.
Глаза болели, из-за слез всё вокруг расплылось неясными пятнами. Крыло ныло, а ведь он вырвал всего несколько перьев. Пять? Шесть? Он представил, сколько их ещё рвать, и слёзы полились с новой силой.
Акито поднял морду, сел напротив и серьёзно заговорил:
– Я понимаю, ты хочешь быть среди своих, – ни намёка на жалость в голосе.
Хотэку опустил глаза, не вынося прямого взгляда. Волк вздохнул, листья под ним зашелестели, и Хотэку почувствовал его дыхание над своим ухом.
– Только там нет твоих. Ты готов избавиться от крыльев и отказаться от неба, чтобы жить на земле среди тех, кто ненавидит тебе подобных. Ты правда хочешь этого?
Хотэку открыл рот для ответа, но Акито его перебил:
– Подумай хорошенько. Я спрошу лишь однажды. Ты уверен, что готов отказаться от свободы ради жизни в Иноси?
Во рту стало сухо. Он кивнул. Он готов. Акито ошибается, в лесу он заперт, а там его свобода.
– Хорошо. Мы достанем тебе человеческую одежду, которая спрячет крылья. Никому их не показывай. Мы найдём тебе подходящую семью, где тебя примут и не станут лезть с расспросами. Я придумаю, как тебе жить среди людей. Только пообещай, что перестанешь рвать свои крылья.
– Обещаю! – Хотэку всхлипнул. Он даже не думал над ответом. Конечно, он обещает! Конечно, он сделает всё, если его отведут в город.
Подготовка заняла несколько дней. У Акито были приятели по всему лесу и за его пределами. Он даже знался
