девушка не появилась. Но любовь, или что бы это ни было в его случае, быстро затянула раны. Лахрим решил, что у него теперь есть удачный повод для встречи. Он схватил эрзац-паек и пошел в лабораторию к Анде.
Открыв дверь и проникнув в научный отсек, он оказался в темноте, освещаемой лишь экранами нескольких работающих компьютеров. Анды нигде он не увидел.
Лахрим дошел до ширмы и заглянул за нее. Кровать пустовала. Девушка куда-то ушла, и Лахрим ума не мог приложить, куда. Здание было не так уж и велико, но он ее пропустил. Если только она не вышла наружу, что сильно вряд ли.
Лахрим разочарованно обвел глазами комнату. Его внимание привлек большой стол-монитор со светящейся на нем картой. В Лахриме проснулось любопытство, и он подошел ближе.
На экране вращалась серая планета. Многие ее участки раскрашивали яркие цвета: от желтого до красного. По шкале справа Лахрим понял, что это индикация сейсмической активности.
Он нажал на монитор, снабженный сенсорной матрицей, пальцем, и вращение остановилось. Лахрим провел по экрану еще раз, и схема вновь задвигалась.
Он заметил на схеме несколько зеленых точек с цифровым названием и одну синюю с буквенным. Количество и цифры зеленых меток совпадали с перечнем маяков с правой стороны схемы.
Он опять остановил вращение планеты и приблизил синюю точку. «Научная станция Нега» — прочитал он надпись. Увеличив еще сильнее, он увидел знакомое расположение зданий в лагере.
Он вновь немного удалил схему. Над базой он заметил неровную красную полосу. Видимо, так выглядела сейсмическая активность в горах, которые их угораздило посетить.
«Самая высокая активность, судя по шкале, — подумал Лахрим. — Нам еще повезло оттуда выбраться живыми. Либо за два дня все мощно изменилось и там сейчас гора за горой гоняется».
Красную область окружали, словно ресницы глаз, многочисленные прожилки желтого цвета. Это были предвестники дальнейшего распространения активности коры планеты.
Приглядевшись, он заметил, что не все они желтые. Возможно, ему показалось, но вниз шла красная неровная линия. Он уменьшил масштаб и убедился, что к базе вела алая черта. По его прикидкам она заканчивалась в километре от них.
«Алая как кровь, — оценил он ее про себя. — Как бы она нас тут всех не похоронила».
— Сколько можно занимать санузел!? — донесся через открытую дверь до Лахрима возглас с противоположного конца коридора. — Я со вчерашнего вечера не мылся.
Лахрим узнал голос бортинженера. Видно, тот уже восстановился достаточно, чтобы дойти до уборной. Не только дойти, но и громко на все строение стучать в дверь.
Лахрим вышел из лаборатории и подошел к Платту.
— Не отвечает, — озабоченно произнес тот. — Странно.
— А кто там? — заинтересовался Лахрим.
— Мне краем глаза из медотсека показалось, что туда прошла ученая, — неуверенно ответил Вит.
Это сразу стряхнуло остатки равнодушия с Лахрима.
— Раз молчит — значит, что-то случилось! — воскликнул он. — Надо выбивать дверь.
— А если она просто не хочет разговаривать — мы нарвемся на пикантную картину, — подмигнул глазом Платт. — Мы в любом случае ничего не теряем. Ломаем!
— А ну-ка в сторону, джентльмены, — отодвинула их обоих легким движением руки Миляна, подошедшая на шум. — Обойдетесь без зрелищ. Я сама сломаю и посмотрю.
— Что, в столовой еды не осталось? — проворчал Платт. — Обломала всю малину. Говорила мне мама: не связывайся с женщинами выше себя.
— А что, на свете бывают женщины не выше тебя? — фыркнула великанша и с силой ударила ногой в дверь.
Та отлетела вглубь уборной и Миляна вошла внутрь.
— Заходите, — выглянула она уже через несколько секунд, и ее лицо не предвещало ничего хорошего.
Мужчины вошли. Лахрим, как мог, гнал от себя плохие мысли. Но открывшееся зрелище оказалось страшнее любых его опасений. В белом овальном углублении в кабинке душа лежала бледная Анда. Под ней в воронку стекали ручейки крови. На запястьях рук алели разрезы. Они почему-то напомнили Лахриму только что виденный на мониторе разлом.
Пустой неподвижный взгляд невидящих глаз направлялся на боковую стену кабинки. На ней стекали кровью два слова: «Бессмертие» и «Смерть». Между ними стоял большой, тщательно закрашенный, красный круг.
Лахрим на шатающихся ногах вышел из уборной и качаясь направился в лабораторию. Полученный удар оказался слишком силен. Он хотел ослабить его хоть чем-то, напоминающим о живой Анде.
Войдя в осиротевшее помещение, он включил свет, ведь больше он здесь никого бы не побеспокоил. Ему в глаза сразу бросились рисунки на стене, пропущенные им прежде в темноте.
В ряд шли несколько окружностей, нарисованных то ли черной краской, то ли маркером. Во всех были спирали. По направлению к ширме спирали уплотнялись, все больше заполняя круги с каждым новым рисунком.
Лахрим второй раз за сегодня отдернул штору. Над кроватью зиял густо закрашенный черным круг.
3.
Лахрим не заметил, как пришло время ужина. Смерть Анды повергла его в отчаяние. За несколько дней знакомства она заняла в его мыслях весьма значимое место.
Хотя она и не успела стать для него близким человеком, Лахрим только теперь понял, как сильно этого хотел. Он просидел в своей комнате несколько часов в полном оцепенении, обдумывая столь горькую для него потерю.
«Это моя вина, — сетовал он с несвойственной самокритичностью, — Я видел, что с ней что-то творится, но не помог».
«Но я не мог знать, что все зайдет так далеко, — оправдывался он перед самим собой. — Я-то думал, что она после смерти мужа попереживает, как и многие, а потом отойдет».
«Если бы я увидел эти рисунки раньше, все могло быть по-другому, — вспомнил он странные круги на стене. — Нормальный человек такое не нарисует. Я даже представить себе не могу, что вся эта белиберда значит».
«И эти слова в санузле, — от воспоминания об окровавленной душевой его передернуло. — Бессмертие, Смерть — чушь какая-то. Смерть — это я понимаю. Она нас здесь, похоже, всех догонит. А вот бессмертие…. То же говорил и Иу, и спецы упоминали, что оно есть в сообщении чужих. Но вряд ли это как-то связано. У Анды откровенно поплохело в голове. Да и как бессмертие может привести к смерти. Это противоположные вещи».
«Это все плоды больного мозга, — решил он, что другого объяснения нет. — Анда сошла с ума от горя. И не только от горя. От того, что здесь творится, у любого крыша поедет. Вон и Штеер уже двинулся на своем звере».
Он вспомнил о коммандере еще одну странность, но решил об этом не думать. Обстоятельство было весьма мутное. Да и в той или иной мере все теперь вели себя
