Куртка на Жилине была точь-в-точь такая, какими торгуют бродячие продавцы между главными воротами и книжной ярмаркой. Я вот сумел отбиться от коробейников, а Жилин, похоже, дал себя уговорить и собрал весь набор. Я мельком глянул на стоящий у стенки бокса плоский чемоданчик-«дипломат» и решил, что там у Жилина наверняка остальные дары природы: оренбургский пуховый платок вместе с тульским непечатным пряником.
– Народ тут всякий, – согласился я. – Но не стоит его нарочно-то провоцировать. Вы ведь, Саша, свой «дипломат» сами так далеко от себя поставили. А кто-то может подумать, будто он бесхозный…
– А это не мой чемоданчик, – удивленно сказал Жилин. – Я как раз думал, что это вы его сюда…
Индикатор опасности в моей голове немедленно сработал. Жилин еще не закончил фразы, а я уже стремительно схватил его за руку и выдернул из бокса. Табурет опрокинулся, книжечки с автографами ссыпались на пол, сам Жилин тоже оказался на полу – только уже метрах в пятнадцати от своего бокса: на большее расстояние протащить я его не успел.
– Вы что, с ума… – заверещало оскорбленное юное дарование, тщетно стараясь вырваться у меня из рук.
И в ту же секунду грохнуло.
Глава третья
НОВЫЕ ПОХОЖДЕНИЯ БЕЗУСОГО БРЮНЕТА
Когда-то давным-давно, еще в прошлой жизни, я слушал курс криминалистики в исполнении легендарного Сан Палыча Лукашина – бодрого старца лет восьмидесяти, одного из главных организаторов «рельсовой войны» в сорок втором. Сан Палыч, помню, всегда приходил на лекции с большим фанерным чемоданом и демонстрировал нам игрушки, одна другой страшнее. Это у него называлось «уроки пиротехники». Поигрывая очередной смертоносной штуковиной, старик между делом вдалбливал нам программный материал. С каждой лукашинской лекции мы возвращались, как с передовой, зато и сведения, изложенные Сан Пальнем под мерное тиканье очередной адской машинки или под дулом какого-нибудь «панцеркнаккена», запоминались навсегда. «Взрывники делятся на работяг и свистоплясов, – однажды объяснил нам Лукашин, будучи в философском расположении духа. – Для работяги главная цель – уничтожить, а для опытного свистопляса – произвести как можно больше шума, устроить панику. И паника, мои мальчики, иногда стоит хорошей бомбы. Так что, если где-то взорвалось, а вы еще живы, делайте быстрее ноги, пока вам не оттоптали головы…»
Судя по мощности взрыва, бомбочка в «дипломате» изготовлена была явно работягой. Устройство предназначалось именно для обитателей нашего бокса и потому имело строго ограниченный радиус действия: белесым дымом заволокло лишь ячейку «Тетриса», а соседи справа и слева остались невредимы. На Дениску Апарина свалилось всего только несколько его газетных пачек, господин Камышин и вовсе отделался легким испугом – просто рассыпал свои бумажонки с расчетами в столбик. Зато уж мы с писателем Жилиным, оставшись в боксе, испугом бы точно не отделались. Еще секунд пять нашей с ним дискуссии – и нас бы обоих вынесли отсюда под белым покрывалом. Ногами, что интересно, вперед. Медленно и печально.
«Ох и повезло же нам», – подумал я, лихорадочно озираясь. Но повезло еще не окончательно. На мою беду, прочие обитатели выставочного павильона лекций Лукашина никогда не слушали и ничегошеньки не знали про его остроумную классификацию. А потому в нарушение правил вздумали устроить неприличную свистопляску. В момент взрыва только мы с Жилиным оказались на полу, и этот заурядный маневр был многими замечен и истолкован превратно.
– Вон они!! – истошно заорал какой-то идиот из ближайшей ячейки, пальцем показывая на нас. – В пиджаке и в куртке!
Идиот представлял издательство «Флейта», хотя тут больше подошло бы «Горн» либо «Барабан». Голос у флейтиста-барабанщика был зычный, не слабее типографского ревуна на улице имени Девятого Вала. Те, кто не слышал взрыва, услышали этот крик. И – началось.
– Они подзорвали! – тут же присоединился к идиоту другой голосистый грамотей. Кажется, из «Полярной Звезды». Издательство выпускало гороскопы с колоссальным количеством опечаток. Впрочем, их дилеры и говорили-то по-русски с грамматическими ошибками. Но, к сожалению, очень громко.
– Охрана! Где охрана?!! – заверещал уже кто-то третий, из бокового сектора. Для истошных воплей не было особых оснований: никто не пострадал, разрушений тоже не было. Будь я не главным подозреваемым, я бы за пять минут всех успокоил. Но теперь надлежало только сматываться.
– Террористы! – прорезался еще один крик, откуда-то со стороны «Унисола». Возможно, это был сам господин Камышин. Я всегда догадывался, что книголюбы и книгоиздатели – народ истеричный и склонный к панике. Но лишь сейчас мне это окончательно стало понятно. Вместо того чтобы спокойно, без суеты и членовредительства, разобраться, хозяева боксов стали выпрыгивать с насиженных мест, раскидывая испуганных гостей ярмарки. Те в долгу не остались. Легкая паника сразу переросла в тяжелый психоз.
– Охрана! Охрана! – вопили уже со всех сторон.
– Террористы! Держите! Их всего двое!…
– Какой хрен двое! Четверо! Вон тот лысый серьгой!
– Назад, бабка! Бабка, назад! Ба-а-а-бка!…
– Лысого держите, лысого!…
– Что случилось, господа? Куда бежать? Куда все бегут?!
– Бомба, мудак! Бомба! Одну уже звезданули!…
– Не трогайте меня! Руки прочь, противные!… С треском обрушилась легкая стенка одного из ближайших боксов, где только что мирно располагались стенды с американскими аудиокассетами. К русскому четырехступенчатому мату моментально прибавились еще и английские вопли.
– Бомба!… – кричали уже все одновременно.
– Террористы!…
– Фак ю!…
– Разбегайся! Щас еще рванет!…
– Охрана, сюда! Да не туда, а сюда!…
– Руки прочь, я из Оргкомитета!…
– Охрана!! – за компанию орал и я, отмахиваясь фотоаппаратом от всех подряд и волоча сквозь толпу дрожащего Жилина. – Охрана! Держите лысого!…
Бедняга лысый был как нельзя кстати. Он выглядел почти как настоящий террорист – весь в коже, в заклепках, с огромной серьгой в ухе. Он быстро отвлек на себя внимание, поскольку вызвал наибольшее подозрение. Если бы я не знал, что лысый в заклепках – безобиднейший редактор издательства «Конец света» Шатилов, я тоже мог бы заподозрить в нем бомбиста. Ну, пускай минут десять им и побудет для пользы дела, – мстительно подумал я на бегу. В свое время как раз Шатилов выпустил из табакерки печально известного фердика Изюмова, впервые напечатав в России его «Гей-славян».
– Ах, оставьте меня! – кричал лысый Шатилов, уворачиваясь от охранников. – Я свой! У меня аккредитация! Я только на минуточку вышел! В туалет!…
Затрещав, рассыпался еще один бокс: толпа, рвавшаяся к выходу, искала самые короткие пути.
– Здесь хищник! – послышался чей-то панический вопль. А затем – рычание и крики. Очевидно, кто-то напоролся на цыганского медведя.
