class="p1">– Ему принадлежит ферма? – уточнила я.
– Ферма принадлежит всем нам! – засмеялась она. – Но это благодаря ему.
Как я и предполагала, Хост тут был на позиции эдакого царь-батюшки.
– А как его зовут?
– Ему не нужно никакое имя! Это просто наш Хост. Ты еще узнаешь его получше!
Завидная незамутненность сознания. Она искренне верила, что ферма действительно принадлежит им. То есть, нам, всем, кто здесь находится. А Хост – это нечто вроде доброго гения, оберегающего нас от беды.
Ее жизнь и здоровье спасало только то, что она никогда по-настоящему не претендовала на якобы свое имущество. Но в ее системе ценностей было совершенно нормально, что Хост разъезжает на дорогущих машинах и одевается в элитных бутиках. Думаю, ее и маленькие девочки, которых он таскает к себе в спальню, не смутят. Семь лет назад суд показал, что лишь немногие члены секты способны включить мозги. А после того случая Хост наверняка был осторожен и потенциальных бунтарей слишком близко не подпускал.
Все мои инстинкты кричали, что от этого человека нужно держаться подальше. Не смотреть ему в глаза, не давать слышать мой голос, не позволять узнать мое имя (даже если оно придуманное). Я даже знаю, почему так. Лидерами сект обычно становятся особенные люди – уверенные в себе, с мощной харизмой, властные и наглые. Они подавляют своим присутствием. Я, конечно, подготовлена ко многому, но ко всему подготовиться нельзя. И все же, признавая это, я все равно планировала пробраться в дом Хоста, ведь он приехал и больше не уезжал.
Но устраивать диверсию мне не пришлось. Кто-то сделал это за меня. Это стало очевидно, когда посреди ночи меня и остальных разбудил сигнал тревоги.
Судя по реакции «старожилов», это тут было не в порядке вещей. Люди удивленно переглядывались, но действовали, как их учили: одевались и выходили на улицу. После прерванного сна в теплой постели осенняя ночь казалась особенно холодной, но меня это не волновало. Нервное возбуждение быстро прогнало остатки сонливости, я хотела как можно скорее узнать, что случилось. Хост держится за иллюзию милейшего сообщества одуванчиков, если уж он поднял всех по тревоге, должно было произойти нечто невероятное!
Нам быстро объяснили, что именно. Работников фермы разделили на большие группы, каждой из которых назначили куратора из свиты Хоста. Это правильно: если бы к нам обращался сам Хост, это было бы почетно, но нерезультативно, мы бы его толком не услышали.
Его помощник старался оставаться с нами дружелюбным, но это было непросто после того, как он стабильно нас игнорировал. Для него мы были скотом. Вы когда-нибудь пробовали вести вежливые переговоры со скотом? То-то же.
– Дело в том, что потерялся ребенок. Маленькая девочка, десять лет. Невысокая, блондинка, глаза голубые.
Я почувствовала, как сердце замирает в груди. Я была шокирована так сильно, что, пожалуй, не сумела бы это скрыть. К счастью, на меня никто не смотрел, повода не было, все взгляды были устремлены на говорящего.
Они просто не понимали, что он только что описал Эмили Рейнс.
Выходит, она сбежала! Но только Эмили, про Джордан – ни слова. Почему так? Я не могла понять, да у меня и не было времени разбираться. То, что Хост был вынужден привлечь к поиску рабочих, означало, что Эмили уже покинула его дом.
– Эта девочка страдает серьезным психическим расстройством, – продолжил помощник Хоста. – Поэтому мы были вынуждены держать ее взаперти. Она может быть буйной, кидаться на людей, поэтому по возможности не хватайте ее сами, а зовите охрану. У нее бывают периоды мнимого прояснения, но не поддавайтесь. Все, что она говорит, – результат тяжелого бреда.
– Что именно она может говорить? – рискнул просить кто-то в толпе.
– Что ее похитили, держат здесь насильно – и тому подобное. Она будет обвинять в этом нашего Хоста, но вы все его прекрасно знаете. Разве может это быть правдой? Разве способен он похитить ребенка?
Они все дружно качали головами, как эти дурацкие игрушки – собачки на автомобильной панели. У них и мысли не возникало, что Хост способен сделать нечто противозаконное. А он неплохо подстраховался! Он отнял у несчастной Эмили любую надежду на помощь. Детям и так неохотно верят, а тут еще он придавил ее слова своим авторитетом до того, как они были произнесены.
Догадается ли она об этом? Или бросится к первому, кто покажется достойным доверия?
У меня оставался только один способ помочь: найти ее первой.
Я-то знала, что девочка не умственно отсталая. Да она гений, если сумела обмануть эту толпу дуболомов! Она будет искать выход, путь к цивилизации. Как бы я поступила на ее месте? Куда бы пошла?
Задача не из легких, но я решила, что от главного дома пробиралась бы через оросительный канал к кукурузному полю. На ферме есть собаки, но там они след не возьмут, да и света там почти нет. Правда, там мокро и чертовски холодно, обычного ребенка это отпугнуло бы. Посмотрим, отпугнуло ли Эмили.
Проверяющие требовали, чтобы мы «накрыли ферму сетью». На человеческом языке это означало, что нам нужно было разделиться, но каждый должен был осматривать участок всего в паре метров от себя. Это понижало шансы того, что девочка останется незамеченной, но это же чуть упрощало мне жизнь: я могла незаметно отделиться от остальных, ни перед кем не отчитываясь.
Я не спешила, потому что спешка привлекла бы внимание. Я с удовольствием отметила, что марионетки Хоста сосредоточили свои усилия на дороге. Возможно, правы как раз они, а не я, но мне это казалось глупостью.
Возле канала было сыро и особенно холодно, поэтому никто сюда не совался. Берег был вязкий, заросший спутанной травой, не слышно никого и ничего. Ни следа Эмили! Луч моего фонарика сиротливо скользил по грязи и черной воде, но результата это не приносило.
Вот и что мне делать? Позвать ее? Вроде как я одна и можно рискнуть… Но если рядом, где-нибудь за углом, меня услышит очередная шавка Хоста? Скромная иммигрантка Наталья не может знать имя пропавшей девочки. Имя нам не назвали. Да я сразу же себя выдам!
Но и продолжать в том же духе нельзя, Эмили должна мне поверить. Пришлось решаться.
Я заговорила с ней по-русски. Тихо, но не слишком, чтобы она могла меня услышать, если она действительно близко, но чтобы не могли услышать те, кто возится сейчас возле фермы. Впрочем, даже если они что-то услышат, это еще не трагедия. Они не отличат русский от украинского. Скажу, что молилась.
Я понятия не имела, обучила ли Тэмми своих дочерей