старого графа, хотелось мне услышать мнение, отличное от бабушкиного.
— Сначала всё было хорошо, правда внуков Анечка с Николаем всё никак не могли родить, но однажды случилось чудо, и на свет появился ты, — было заметно, что графу тяжело даётся этот рассказ, — Я был просто невероятно счастлив, и ты не прав, говоря, что мы видимся в первый раз. В детстве родители привозили тебя периодически ко мне в гости, ты просто был слишком маленьким, и не запомнил этого.
— Не запомнил, Вячеслав Семёнович, это правда, — надо же, надо будет потом уточнить эту информацию у бабушки.
— Так вот, Виктор, услышь меня пожалуйста, я уже успел понять, что ты умный не по годам парень. Я безумно любил Анечку, и не мог простить Лавининых за то, что они допустили её смерть! Я был моложе, и не осознавал многого, я злился и ненавидел как уродов, которые это сделали, так и оставшихся Лавининых — старый граф плюхнулся на колени, по его щекам текли слезы, — Со временем я осознал, что поступил отвратительно, и обязан был предоставить помощь, но было уже поздно.
Я смотрел на происходящее со смешанными чувствами, с одной стороны я понимал старика, а с другой, обида всё же глубоко засела в моём сердце.
— А потом дела у нашего рода пошли из рук вон плохо, — продолжал плачущий старик, — И я уже не мог ничего поделать. Мне нужно было нести ответственность за других своих родичей. Прости меня пожалуйста, Виктор! Ты имеешь полное право меня ненавидеть, я это заслужил. Я должен был спрятать хотя бы тебя, но смалодушничал, испугался, и повесил всю ответственность на плечи старухи Лавинии.
Да уж, таких признаний я точно не ожидал сегодня услышать. Я просто пялился на стоящего на коленях графа, и не мог произнести ни слова.
— Теперь же я увидел тебя по телевизору и стал наблюдать. Чем больше я узнавал о тебе, тем больнее мне было больно глубоко в душе, — голос графа дрожал, и самого его тоже потряхивало. Такое невозможно сыграть. — Я был невероятно счастлив, когда узнал, что ты уничтожил сначала Успенского, потом Чернова, а теперь ещё и всю их оставшуюся шайку с князем во главе. Ты сделал то, что должен был сделать я, но не сумел. Ты отомстил за мою Анечку, внук! Я безумно благодарен тебе, Витя, и горд, что в таком славном и сильном человеке течёт так же и кровь моего рода! Ещё раз, прости меня, пожалуйста, если сможешь.
— Я тебя прощаю, дед, — я с большим трудом выдавил из себя эту фразу, — Зла не держу, и где-то даже понимаю, но если ты хочешь поддерживать со мной хорошие отношения в дальнейшем, тебе придётся объясниться перед бабушкой. Иного варианта я не приемлю. Вставай уже, негоже пожилому уважаемому человеку стоять на коленях.
— Спасибо, Витя, это очень многое для меня значит, — дед вытер слезы, и поднялся с колен, — Я боялся, что ты решишь, будто я захотел с тобой пообщаться только из-за того, что ты обрёл силу и статус. Я обещаю поговорить с Лавинией, как только она будет готова выслушать меня.
— Хорошо, дед, это не может не радовать, — всё-таки не зря приехал, этот разговор должен был когда-нибудь состояться.
— Виктор, я же хотел с тобой встретиться не только, чтобы попросить прощения. — граф вскочил, и принялся что-то судорожно искать в шкафу, — Вот, держи, — Вячеслав Семёнович достал небольшую коробочку, и отдал мне, — Это передала тебе твоя мать незадолго до своей гибели.
Сказать, что я был удивлён — не сказать ничего. Я повертел коробочку в руках, попытался открыть, но она никак не хотела открываться.
— Виктор, Анечка сказала тогда, что открыть коробку сможет только кровь Лавининых, — Светлый продолжал рассказывать историю, о которой я даже знать не знал. — Так что не спеши, посмотришь дома, у меня есть ещё кое-какая тема для разговора.
— Слушаю внимательно, Вячеслав Семёнович, излагай.
— Я понимаю, что не в праве просить тебя о чем-либо, но не могу поступить иначе, у меня просто нет выбора, — граф опять был готов упасть на колени, но я остановил его жестом, — Виктор, род Светлых сейчас находится на грани краха, и я не справлюсь своими силами. Мне нужна твоя помощь, выслушаешь?
— Хорошо, говори, Вячеслав Семёнович, но обещать ничего не могу, скажу сразу, однако, выслушать готов.
— Спасибо, внук, — граф Светлый глубоко поклонился, — Начну, пожалуй, издалека, чтобы тебе было понятнее.
— Род Светлых известен в Империи своими лекарствами. С давних времён мы производили лучшие немагические препараты для лечения различных болезней, и всё у нас шло достаточно неплохо, пока Самарское княжество не передали в управление новому князю. — Дед опустошил стакан до дна одним глотком, и продолжил, — Князь Травин довольно быстро решил, что такой прибыльный бизнес было бы неплохо забрать себе, и стал строить всяческие козни, поначалу безобидные, и мы могли спокойно отражать атаки подобного толка. Только вот недавно, буквально пять дней назад нам объявили войну два рода — Нестеровы и Гавриловы. Как мне удалось выяснить — это вассалы Травина. Он хочет захватить наши производства, и уничтожить род, и сил у меня, чтобы им всем противостоять, как ты понимаешь, нет.
— И ты хочешь, чтобы я выступил на вашей стороне? — я забарабанил пальцами по столу, — а мне это зачем, дед? Если отбросить внезапно возникшие родственные чувства.
— Понимаю, Витя, тебе нет резона вступать в новую войну, едва завершив предыдущие, — граф смотрел на меня каким-то невероятно грустным взглядом, в котором чувствовалась вся боль вселенной, — Но и у меня больше нет выбора. Мне некого просить о помощи, кроме тебя, если ты откажешь, то роду Светлых скоро придёт конец.
— Вячеслав Семёнович, ты же умный человек, и должен понимать, что любая война — это, в первую очередь, огромные финансовые траты. Зачем мне вступать в это противостояние? У меня есть куча дел, которыми нужно заниматься, я только-только задышал полной грудью, — я задавал эти вопросы для того, чтобы хорошенько прощупать старого графа, мне был интересен ход его мыслей.
— Виктор, если ты согласишься выступить на нашей стороне, я готов сегодня же признать свой род вассалами твоего! — а Светлый решил не мелочиться, однако,
