свиней. Нас привели на заваленное бревнами подворье, дали обычную двуручную, хоть и неплохо заточенную, пилу. Такая работа доставляла мне радость. Хорошая тренировка для моих мускулов. Плюс монотонный труд позволял забыться, не думать о своем, фактически рабском, положении. Мысли уносились далеко. Я думал о схроне, пересчитывал в уме свои запасы тушняка, патронов. Невольно просчитывал десятки различных вариантов спасения. Но все они были слишком фантастичны. Никто не вытащит отсюда. Остается только сжать в кулак свою волю выживальщика и мечтать о подходящем случае.
Не знаю, сколько кубометров дров мы напилили, но херачили до самого вечера. Вован не унывал, развлекая армейскими байками. Периодически он троллил хмурых охранников и отпускал пошлые шуточки проходящим мимо деревенским теткам. Те, будто специально, приходили на нас поглазеть. Типа, по своим делам. Хихикали, краснели, убегали прочь.
За все эти труды нас ждала награда. Горячий котелок пшеничной каши с кусочками свинины. Да, все-таки жить тут можно. Хотя меня этим не купишь. Вкусно, конечно, но разве сравнится с кулинарным талантом Лены?
Председатель так и не вызвал к себе. Я прекрасно понимал, что за мной приглядывают особо внимательно. Скорей всего, это все проверка. Глупо ожидать, что мне сразу выдадут оружие и отправят на защиту рубежей или в рейд за ресурсами. Что ж, подождем, посмотрим…
***
Нас конвоировали обратно в барак, когда со стороны внешних ворот послышались возбужденные возгласы. Одна из групп бородачей возвращается с вылазки, понял я. Они со смехом толкали перед собой связанного человека с мешком на голове. И что-то подсказывало, что поймали они камрада ФСБшника! Черт… конечно, теперь нам будет веселее в заточении, но очкарик полный лопух. Точно ведь проболтается о наших тайных бункерах и их местонахождении!
Меня грубо впихнули в камеру, не дав разглядеть пленника подробней. За спиной захлопнулась дверь. За перегородкой справа выматерился Вован — видать, тоже досталось прикладом. Тут заскрипела дверь в пустующую каморку слева.
— Будь, как дома, ублюдок! — услышал я смех Деревяшки.
Последовали звуки ударов. Заглянув через окошко в соседнюю камеру, я увидел, как развязывают бедолагу и снимают мешок с его головы.
Глава 39
Судьба любит поиграть с нами в свои извращенные игры. Вот и теперь, я не знал, плакать мне или смеяться? Мой новый сосед, такой же гость этой гостеприимной деревушки, стоял на коленях, подслеповато щурясь в полумраке, и растирал развязанные руки. В изодранной дубленке, грязной шапке модели «петушок» и с небритой физиономией он походил на бездомного забулдыгу. Впрочем, после БП все, кто не озаботился подготовкой к выживанию, напоминали бомжей. Охранники, хлопнув дверью, удалились.
— Ну, здравствуй, Юра Харитонов, — тихо произнес я.
— Санек?! — воскликнул бывший герой арены.
— Тише, блин! Не стоит им знать, что мы знакомы.
— Что ты здесь делаешь?
— Это я у тебя спросить хотел, вражина.
Юрик помотал головой, будто прогоняя неприятные воспоминания.
— Все поменялось с тех пор… все поменялось… не стоит ворошить прошлое. Я стал другим человеком без своей Зюзечки… — грустно вздохнул он.
— Не стоило тогда преследовать нас.
— Да… я тогда потерял большую часть отряда. Кто выжил, разбежались по лесу или вернулись в Кандалакшу. Не знаю…
— А ты, значит, не вернулся.
— А что мне там делать после такого провала? Без жабы на Арене я не продержусь и пяти минут.
Я только хмыкнул. Мне совсем не было жаль этого прислужника пендосов.
Юрец продолжил:
— Я ведь запомнил твои слова, Саня. Ты советовал уйти в тайгу, построить дом… я понял, что это мой шанс начать жизнь заново! Я нашел старую охотничью избушку. Хотел вот завести животных… я ведь люблю зверей, Саня!
— Ну, так и занимался бы животноводством! Зачем ты мне это рассказываешь?
— Я знал про эту деревню, они подчиняются Полковнику. Слышал, что местный Председатель редкостная тварь…
— Это точно, — хмыкнул я. — Был уже на допросе?
— Еще нет, — вздохнул Юрик. — Они хотели грохнуть меня на месте за то, что я ловил рыбу на их озере. Пришлось рассказать им, кто я такой. Что я — правая рука Полковника! Меня знает вся Кандалакша! Но эти разбойники только насмехались надо мной, избили меня! Саня, скажи им, кто я, пожалуйста! Пусть меня отпустят!
Тут я призадумался. А ведь Юрик действительно может помочь…
— Через несколько дней сюда приедут пендосы, — сказал я.
— О, да!
— Братка! С кем ты там, хуле, шепчешься? — Загремел цепями из своей камеры десантура. — Знакомы чтоль?
— Погоди, Вован! Не шуми, позже все расскажу!
— Ладно, епта. Не знал, что у тя секреты какие-то ебаные есть, — проворчал ВДВшник, но, слава богам, заткнулся.
— Кто это? — осторожно спросил Юрик.
— Вовчик, друган мой, — небрежно ответил я, не став рассказывать, что геноцид пендосов на лесной дороге, его рук дело. — Короче слушай, когда прибудут амеры, ты вытащишь нас отсюда. А сам вали куда хочешь, хоть в лес, хоть в Кандалакшу, идет?
— Конечно, Саня! Люди Полковника узнают и спасут меня! Договорились!
Но я не был бы выживальщиком, если б на сто процентов доверился этому типку. А что если он обманет? Или привезет нас прямиком в руки проклятой пендосни? Нужно как-то подстраховаться, и я, кажется, знаю, что послужит гарантией.
— Если поможешь сбежать, Юра, верну тебе твою жабу, — понизив голос, сказал я.
— Что??? Зюзя жива?! — осунувшееся лицо Юрца озарилось истинным счастьем.
— Да! Тихо ты, не ори!
— Думал, она погибла. Что ее затоптали на Арене… где Зюзечка? Она у тебя? Покажи мне ее, пожалуйста!
— Заебали, блять! — рыкнул Вован. — Дайте поспать, нахой!
Я продолжил шепотом:
— Она не здесь, конечно. У меня в… короче, дома у меня. Так и быть, верну, если посодействуешь освобождению из этого свинарника.
— Договорились, — повторил Юрик.
Мы пожали друг другу руки через окошко. Показалось, или в его глазах блеснули слезы?
***
Следующий день начался, с того, что меня опять куда-то повели. Одного. Деревяшка, командовавший конвоем, постоянно держался за голову и сплевывал. Перебухал, похоже, гнида. Но ладно хоть не лез со своими дурными шуточками. Иначе, я бы не сдержался, и на одного любимого племянника у Председателя стало бы меньше.
Пришли к новенькой свежей избе. Повсюду стучали молотки и весело взвизгивали пилы. А на крыльце сам Евстигней Карлович в рабочем фартуке приколачивал доски.
— Ну, как тебе, Парамон? Нравится домишко? Тьфу ты… все забываю, что ты Саня! Оставьте нас, — велел он.
Охранники отошли на несколько метров. Деревяшка присел на бревно и, зачерпнув горсть снега, приложил ко лбу. Я усмехнулся про себя. Такие уроды должны страдать.
— Так что, скажешь,
