— Что?
— Нужно время, чтобы выработались гормоны. Какой у тебя срок?
— Я не знаю. Около недели, полагаю. И ты говоришь мне, что тест неверен?
— Именно это я тебе и толкую.
— Твою мать!
— Я пойду, — сказала Мери Лу. — Я пообещала Ленни, что принесу пиццу на ужин. Хочешь с нами поужинать?
— Нет. Но спасибо.
После ухода Мери Лу я забралась в кресло в гостиной и уставилась в черный экран телевизора. Проведение теста на беременность совершенно меня вымотало.
Я услышала, как подъехала машина, и раздались шаги на мостовой снаружи дома. Это была еще одна итальянская леди.
— Я тетя Джозефа, Лоретта, — представилась она, вручая мне накрытое фольгой блюдо. — Я только что услышала новости. Не переживай, дорогая, такое случается сплошь и рядом. У нас не принято об этом говорить, но мама Джо тоже в свое время сыграла поспешную свадьбу, если ты понимаешь, что я имею в виду.
— Все не так, как кажется.
— Важно, чтобы ты хорошо питалась. Тебя еще не тошнит?
— Еще нет.
— Можешь не беспокоиться насчет возврата мне тарелки. Можешь отдать ее на «младенческом душе».
Мой голос повысился на октаву:
— На «младенческом душе»?
— Мне нужно идти, — продолжала она. — Собираюсь навестить соседку в больнице. — Она наклонилась вперед и понизила голос. — Рак, — прошептала она. — Ужасно. Ужасно. Она просто гниет. Внутренности сгнили, и сейчас у нее язвы по всему телу. У меня была кузина, которая вот также гнила. Она стала черной, а перед смертью у нее отвалились пальцы.
— Бе-е-е.
— Ну, — произнесла она, — приятного аппетита. Наслаждайся блюдом.
Я помахала ей ручкой на прощанье и потащила теплое блюдо на кухню. Поставила его на прилавок и пару раз постучала головой о дверцу шкафа.
— Ай.
Потом подняла уголок фольги и заглянула внутрь. Лазанья. Пахнет хорошо. Я отрезала себе кусочек и положила на тарелку. Несколько секунд я сидела в размышлении, когда домой пришел Морелли.
Он посмотрел на лазанью и вздохнул:
— Тетушка Лоретта.
— Угу.
— Это уже выходит за всякие рамки, — произнес он. — Пора это прекратить.
— Думаю, они планируют «младенческий душ».
— Вот дерьмо.
Я встала и вымыла тарелку. Так у меня не будет соблазна отрезать еще кусок лазаньи.
— Как сегодня дела?
— Не то чтобы очень.
— Хочешь об этом поговорить?
— Не могу. Работаю с федералами. Это не предполагает публичную огласку.
— Ты мне не доверяешь.
Он отрезал ломоть лазаньи и присоединился ко мне за столом.
— Разумеется, я тебе доверяю. Это я Мери Лу не доверяю.
— Я же не рассказываю Мери Лу все подряд!
— Послушай, это не твоя вина. Ты женщина и потому болтушка.
— Это просто отвратительно! И так сексистски!
Он откусил лазанью:
— У меня есть сестры. Я знаю женщин.
— Ты не знаешь всех женщин.
Морелли взглянул на меня:
— Я знаю тебя.
Я ощутила, как загорелось мое лицо.
— Ага, ладно, нам стоит об этом поговорить.
Он откинулся на кресло.
— Выкладывай, что у тебя на уме.
— Не думаю, что я готова к ни к чему не обязывающему сексу.
Он подумал секунду и едва заметно кивнул:
— Тогда у нас проблема, потому что я не думаю, что готов к женитьбе. По крайней мере, не сейчас.
Ух ты. Большой сюрприз.
— Я не имела в виду женитьбу.
— Так что ты предлагаешь?
— Я ничего не предлагаю. Думаю, я просто за установление ограничений.
— Знаешь, ты одна из тех женщин, что сворачивают мужикам мозги. Мужики пускают машины с мостов и ударяются в запой из-за таких, как ты. И в булочной тогда ты тоже была виновата.
Я сузила глаза.
— Хочешь объяснить?
Морелли улыбнулся:
— Ты пахла, как пончики с джемом.
— Ты просто ничтожество! Именно это ты написал на стене в туалете магазина Марио. Ты написал, что я была теплой, сладкой и вкусной, и тебе хотелось меня съесть. А потом продолжил описание, как ты делал это! Все дошло до моих родителей, и меня заперли на три месяца. Совести у тебя нет!
Глаза его потемнели:
— Не путай меня с восемнадцатилетним подростком.
Пару секунд мы буравили друг друга взглядом, и молчание нарушил звук, словно что-то влетело в окно гостиной.
Морелли сорвался с кресла и побежал в переднюю комнату. Я не отставала, чуть не врезалась в него, когда он резко остановился.
Посреди гостиной лежала бутылка, горлышко которой было заткнуто горящей тряпкой. Коктейль Молотова не взорвался, потому что бутылка не разбилась от удара.
Морелли обошел бутылку, выскочил в холл, а оттуда за дверь.
Я добралась до двери как раз, чтобы увидеть, как Морелли целится и стреляет по удаляющейся машине. Только оружие не стреляло. Выходило «клик, клик, клик». Морелли, не веря своим глазам, посмотрел на пистолет.
— Что-то не так? — спросила я.
— Это же твой пистолет. Я вытащил его из ящика, когда пробегал по холлу. В нем же нет пуль!
— Пули вызывают у меня дрожь.
Морелли смотрел онемело:
— Что хорошего в незаряженном пистолете?
— Им хорошо пугать народ. Или можно им стукнуть кого-нибудь. Или можешь разбить им окно… или колоть грецкие орехи.
— Ты узнала ту машину?
— Нет. А ты видел водителя?
Морелли покачал головой.
— Нет.
Он прошествовал в дом, взял свое оружие и пейджер с кухонного прилавка и пристегнул их к ремню. Потом вызвал диспетчера и дал описание машины. Затем позвонил кому-то насчет номера машины. Он достал запасную обойму из ящика кухонного стола и положил в карман, пока ждал номер.
Я стояла позади него и пыталась оставаться спокойной, но внутри у меня все тряслось, я вспоминала свою разрушенную квартиру. Если бы я была дома, в кровати, когда взорвалась бутылка, то уже была бы убита и обуглена до неузнавания. А пока я просто потеряла все, что у меня было. Не то чтобы этого было много… но это было все, что у меня есть. А сейчас это снова чуть не произошло.
— Это из-за меня, — произнесла я, с облегчением заметив, что голос мой не трясется и не выдает меня.
