кто его знает?
Я буквально перескочил через забор высотой метра в полтора, заметался среди циклопических механизмов, покрытых ржавчиной и грязью, забытых много десятилетий назад. На несколько мгновений исчез с глаз преследователей, и теперь я должен отыскать тот спасительный люк.
Он спрятался под лапами у металлического мастодонта, печально опустившего к земле кабину-голову. Я прополз под нее, ощупал запирающий механизм и трясущимися руками принялся доставать инструменты.
Стрельбы больше не было, но кто-то двигался, ходил совсем рядом, или мне казалось.
— Есть… — прошептал я, когда внутри люка наконец клацнуло и тяжеленная крышка приподнялась.
Котик без всяких приказов запрыгнул в распахнутый рюкзак, я прихватил его и полез вниз. Зацепился одной рукой за зашатавшуюся скобу, другой прихватил и закрыл люк, да еще и повис на нем, чтобы он уж точно заперся.
По другую его сторону, сверху, очень близко прозвучало отчетливое «фссст», тут же сменившееся криками и стрельбой.
* * *
Этот тоннель оказался совсем не похож на те, которые я видел раньше.
Когда я спрыгнул на пол, то почудилось, что вдали, в темноте, кто-то вздохнул, и по серым ребристым стенам пробежала рябь. Котик недовольно зашипел в рюкзаке и принялся выбираться, а я невольно схватился за автомат.
Неужели и тут есть черные люди? И надо сообразить, куда идти…
— Хрр? — Котик моргнул, золотые искры зрачков его на мгновение погасли, и тут же я услышал шаги, легкие, детские.
— Папа? — произнес голос Сашки совсем рядом.
Я повернулся, и увидел дочь.
Она стояла, опираясь о стену, и выглядела бледной и измученной, любимое синее платье, которое подарили на день рождения, было измятым и грязным — наверняка играла и угваздала. Сашка смотрела с обычной лукавой улыбкой, и меня тянуло к ней так, как тянет кусочек железа к магниту.
Но я осознавал — что-то не в порядке.
— Папа? — повторила она, и голос прозвучал нетерпеливо, раздраженно. — Мне больно. Больно…
Что же не так?
В ушах звенело, точно вились вокруг головы назойливые комары, что-то не так было со зрением. Я не видел, где нахожусь — вроде бы это не наша квартира, точно, но где мы, на улице или у моей мамы, или вовсе в садике, куда я пришел ее забирать после работы, но почему стены такие странные, и где остальные дети?
— Принцесса? — я попытался оглядеться, но шея не послушалась, ее словно зажали в горячих тисках.
— Папа, мне больно! — повторила Сашка.
Я шагнул к ней, и она скачком отодвинулась, осталась точно на том же расстоянии, что и секунду назад. Я сглотнул, пытаясь сдвинуть застрявший в горле комок, с удивлением посмотрел на автомат в собственных руках — что это странный предмет, зачем я таскаю его с собой, когда иду на встречу с дочерью?
— Папа, мне больно! — прозвучало в третий раз.
— Где болит? — спросил я, и тут понял, в чем дело.
Я уже видел Сашку такой, в этом самом платье, когда она гуляла во дворе и разбила колено. И я тогда слышал эту фразу, эти же самые интонации, режущие душу родителя надежнее любого ножа.
А кто-то взял их из моей головы и пустил, так сказать, на перемотку.
Кто способен на такое? Тиззгха? Или адепты ордена Трех Сил? И как это работает? Меня комшмарят на расстоянии, поскольку рядом вроде никого нет… хотя где я на самом деле?
Думать было трудно, мысли ворочались с трудом, как еще не проснувшиеся с утра бегемоты.
— Папа, мне больно… — повторила Сашка и пропала.
На миг проявился тоннель, но тут же я оказался дома, перед кроватью дочери, и она слабо улыбнулась мне.
— Расскажешь сегодня сказку? — произнесено это было шепотом, но от него едва не лопнули мои ушные перепонки.
Я затрясся, потянулся к ней, снова удивился, что руки у меня грязные и ободранные, и рукава какие-то странные. Попытался встать на колени, но от этого движения кроватка с лежащей в ней дочерью, с розовым одеялом в радужных пони зарябила, как изображение на экране.
И тут я стряхнул наваждение.
Я находился в темном смрадном коридоре, надо мной виднелось отверстие, откуда я только что явился. Котик смотрел на меня с беспокойством, дергал длинным пушистым хвостом, он явно понимал, что со мной что-то происходит, но не мог сообразить — что именно, и чем помочь.
Третье видение затянуло меня как водоворот, я обнаружил себя в больнице, в тот день, когда мы сдавали Сашку на операцию… Я только что подписал контракт с ООО «Гегемония», и должен был уехать, и Юля злилась на меня, и мне было тогда больно и страшно…
Я встряхнулся, пытаясь сбросить с тела, с мозга невидимые щупальца.
Вспомнил, как боролся с другими попытками вывернуть мой мозг наизнанку. Наверняка эти глюки утянули бы меня в реальность воспоминаний, превратили бы в слюнявого идиота, не пройди я в последнее время жесточайшую школу психической самозащиты.
Я ударил кулаком по стене, чтобы боль вернула меня к реальности, и это помогло.
— Отвали! — закричал я, и ударил по невидимому врагу собственной злостью, точно кувалдой, наотмашь.
А ответ далеко во тьме что-то снова вздохнуло, и я понял, что остался в одиночестве.
— Хр? — Котик вопросительно изогнул спину.
— Все в порядке, дружище, — я нагнулся, чтобы его погладить, но понял, что ноги меня просто не держат.
Прислонившись к стене, я буквально сполз по ней и принялся стаскивать с себя рюкзак: где-то там внутри должен быть сухпай, то, что мне сейчас нужно больше всего. Однако руки мои наткнулись сначала на нечто твердое и угловатое, и я вытащил Живую Энциклопедию, о которой не вспоминал с самой Бриа.
Зашелестели страницы, и на открытом развороте появились светящиеся буквы.
Знакомое приветствие, все как обычно.
— Кто мне мозги пудрил только что? Скажешь? — спросил я просто так, не особенно надеясь на ответ.
Книга вздрогнула, как живое существо, которым она в определенной степени и являлась. А затем ответила «Разумные создания, принадлежащие к ордену Трех Сил, используют проективные техники биогенного характера, способность продуцировать наведенные образы на мозг других живых существ».
Понятно, значит Лиргана или кто-то еще из ее кодлы. Младший наставник, надо же! Быстро она там карьеру сделала — из трупов в командиры, пусть пока и не самые главные…
— Вот так, — сказал я Котику.
— Хр, — ответил тот и принялся тереться о мое колено, мордой, боком, хвостом, и затем снова мордой, и все это с могучим урчанием.
Одной рукой я гладил его мохнатую спину, а другой потрошил давно надоевший сухпай. Грыз
