Книга Беглец - Александр Федорович Косенков

— Николай прав, детдом — это на всю жизнь.

— Не понял.

— Если ты действительно задумал здесь обосноваться, то никаких детей у нас, Зотов, с тобой не будет. Ни зачинать, ни рожать, ни выращивать их в подобных условиях не собираюсь. Можешь считать меня дурой, дрянью, кем угодно, но сумасшедший дом для сумасшедших, и мне там делать пока нечего.

— Ольга Александровна, вы категорически не правы, — решительно вмешался в ссору Бова. — Здесь будет построен санаторий европейского уровня. Сюда будут приезжать со всего региона. Да чего там — региона! Со всей страны. За путевками давка будет.

— Считайте, что меня уже задавили, — устало пробормотала Ольга. — Произноси свой тост, Зотов, и я поехала. Сообразить бы ещё, в какую из четырех сторон, в которые ты меня послал.

— Никуда ты не поедешь! — решительно заявил Зотов.

— Не скрипи зубами, поеду. Если тоста не будет, — поднялась она со своего места, — то я линяю.

— Линяй пешком, — стал заводиться и Зотов.

— Въехала, — согласилась Ольга. — Тогда ещё немного подожду, меня подвезет Николай. Если, конечно, приедет.

— Не уверен.

— Ещё раз въехала — ты его не отпустишь. Только вряд ли он тебя послушает.

— Послушает. Я петушиное слово знаю.

— «Спущу в унитаз»?

— Хотя бы.

— Тогда пойду к этим… мотоциклистам. Бова говорил, они всю ночь тут курсируют — туда-сюда. Попрошу, до станции подбросят.

— Заодно изнасилуют.

— Не привыкать.

— Что ты имеешь в виду?

— В том числе и тебя. Меня всю жизнь кто-нибудь насилует. Привыкла.

Окружающие с напряженным вниманием прислушивались к каждому слову, догадываясь, что происходящее сейчас может обрушить все их намеченные планы. А тут ещё сильный порыв ветра внес ещё больше тревоги в молчание, ненадолго воцарившееся после последних слов Ольги. На втором этаже что-то с грохотом обрушилось, приоткрылась и снова захлопнулась входная дверь, сквозь разбитое угловое окно донеслись всхлипывающие звуки воды, стекающей с поврежденного водостока. Отец Дмитрий торопливо перекрестился.

— Не смущайтесь, батюшка, — решила закончить свой монолог Ольга. — Вам на исповеди, наверное, ещё и не такое говорили.

— На исповеди люди каются… Обещают не грешить… — тихо и как-то неуверенно попытался объяснить отец Дмитрий.

— И снова грешат, — пробормотал Бова.

— Грешат… Но понимают, что грешат.

— Надеюсь, она тоже понимает, — сказал Зотов. — И никуда не пойдет. Сядь! — приказал он Ольге, подкрепив свои слова усаживающим жестом руки, и, дождавшись, когда она покорно усядется на единственный стул перед столом, добавил: — Давайте все-таки выпьем.

— Ты, кажется, хотел сказать тост, — облегченно выдохнул Бова.

— Скажу. Ты права, — обратился он к Ольге, — детдом — это на всю жизнь. Поэтому выпьем сейчас за мою маму. Пусть земля ей будет пухом. Сегодня её день рождения. Бова только вчера сказал мне об этом.

Залпом выпил налитую ему водку. Поддержали только Бова и Федор Николаевич. Нерешительно потянулся было к стакану Вениамин, но почему-то раздумал. Даже отодвинул его от себя.

— Да, я, кажется, не представил вам Бову, — по-прежнему стоя рядом со своей коляской, продолжил Зотов. — Рекомендую тем, кто не в курсе — Борис Ван. Для хорошо знакомых и близких — Бо-ва. Писатель. Пишет про меня книгу.

Бова встал, картинно поклонился, соглашаясь со словами Зотова, и решил объяснить присутствующим то, что пока держалось им в секрете. Правда, Зотову он уже успел кое-что рассказать.

— Любая биографическая книга, как правило, начинается с места и времени рождения, имени, фамилии и места работы родителей. Помните, Федор Николаевич, как мы с вами пытались разобраться в местной хронологии? Для тех, кто не в курсе — Федор Николаевич местный Нестор-летописец. Каюсь, Федор Николаевич, что соврал вам тогда, что движим исключительно интересом к истории района. На район мне было в высшей степени наплевать. Главное — надо было досконально выяснить, что здесь происходило в год рождения шефа. Не вообще происходило, а происходило с многоуважаемой Прасковьей Ивановной Зотовой, гордостью и, можно даже сказать, знаменем района. А происходили, как выяснилось путем терпеливого опроса местных жителей и тщательного исследования чудом сохранившихся бухгалтерских документов совхоза, довольно интересные вещи.

— Короче, — поторопил его по-прежнему стоявший на ногах Зотов.

— Можно короче, — согласился Бова. — Именно в этот год впервые за десятилетия героического, беззаветного служения партии и народу, повторяю — впервые! — Прасковья Ивановна исчезает из родного совхоза на целых пять месяцев, якобы для повышения партийной и производственной квалификации в областном центре. Излишне, думаю, говорить, что архивы и протоколы в областном центре в отличие от районных находились в идеальном состоянии. И поскольку фамилия Прасковьи Ивановны Зотовой не фигурирует ни в одном из списков слушателей этого весьма серьезного заведения, а именно, партшколы, и именно в том году, то возникает резонный вопрос — где она отсутствовала пять месяцев.

— Год-то какой? — выкрикнул взбудораженный и явно выбитый из своей привычной балагурной колеи Вениамин.

— Тысяча девятьсот шестьдесят четвертый.

— Ей уже за сорок было.

— Чуть-чуть за сорок. Только что орден Ленина вручили, в газетах пишут, кинохроника снимает, и вдруг такая неосторожность.

— Я бы за такую «неосторожность» ей бы ещё один орден выдала.

— Прасковья не такая была! — горячо возразил Вениамин.

— Какая «не такая»? — сделал вид, что не понял Бова.

— Не бросила бы она пацана.

— Вот. И вы говорите про пацана, а не про существо противоположного пола.

— Так это… — растерялся Вениамин. — Начальник говорит.

— А начальник наш всегда глаголет истину. Особенно в данном случае. Уважаемая Прасковья Ивановна уехала на пять месяцев не для повышения уровня образования, а к какой-то знакомой в соседнюю область, где благополучно произвела на свет… — Бова показал на Зотова.

— А доказательства имеются? — не сдавался Вениамин. — Я, к примеру, про гражданочку тоже могу наговорить что пожелается. Так она за это имеет право, извиняюсь, мне по морде. А с Прасковьи теперь взятки гладки, каких хочешь собак можно понавешать. Мало ли кто к ней примазаться теперь захочет.

— Зачем? — озадаченный неожиданным несогласием Вениамина, спросил Бова.

— Чего зачем? — не понял Вениамин.

— Зачем примазываться? Смысл?

— Ну… Она женщина известная.

— Была. Была известная. В давно прошедшем времени. Сейчас эта известность равна полноценному нулю. А вот о предпринимателе Сергее Зотове знают даже в Москве. Читали про «Новогоднее покушение»? По трем каналам Всероссийского телевидения сообщали.

— Награду огромную обещали за содействие в поимке, — добавил Федор Николаевич.

— Поймали? — заинтересовался Вениамин.

— Ловят, — недовольно буркнул Бова.

— Бог спас, — перекрестился отец Дмитрий.

— Бог? — резко развернулся Зотов к священнику.

— Не иначе, — кротко подтвердил отец Дмитрий. — Читал я про это покушение. Пять раз стрелял —