Эти доводы, казалось, частично убедили Граймторпа. Он продолжал ворчать, а двоих продрогших и изможденных людей усадили поближе к огню. Кто-то принес два больших бокала подогретого вина, от которых шел пар. Сознание Уимзи, казалось, прояснилось, но затем он снова, сонный и захмелевший, погрузился в небытие.
Некоторое время спустя он осознал, что его понесли наверх и уложили в кровать. Он оказался в большой старомодной комнате с камином в центре на огромной, мрачной кровати с пологом на четырех столбиках. Бантер помог ему снять мокрую одежду и растер полотенцем. Время от времени появлялся какой-то человек и помогал ему. Откуда-то снизу доносился рычащий голос Граймторпа, извергающего богохульства. Затем донеслось резкое, тяжелое пение человека со скошенными плечами:
Затем черви выползут и съедят ее труп
В тине болота…
И потом утки прилетят и съедят червяков
Плавая по болотной заводи…
Лорд Питер метался по кровати.
— Бантер… где… с вами все хорошо? Никогда не говорил вам спасибо… сделайте вот что. Мне… все равно где спать… что?
Он отключился. Старая песня насмешливо всплывала в его замутненном сознании, причиняя ужасные страдания:
Затем придем мы и съедим уток,
Которые плавали по болотной заводи…
И вот так — и вот так — так…
В следующий раз Уимзи открыл глаза, когда лучи бледного ноябрьского солнца пробивались сквозь окно. Казалось, туман выполнил свою миссию и рассеялся. В течение некоторого времени он лежал, пытаясь понять, как он очутился здесь и что произошло; затем смутные образы обрели ясные очертания, память вернулась к нему. Он почувствовал огромную усталость во всем теле и ноющую боль в вывернутых плечах. Ощупав себя, он обнаружил ушибленную и болезненную опоясывающую зону ниже подмышек — там, где был обвязан спасательной веревкой. Ему было больно шевелиться, поэтому он лег на спину и снова закрыл глаза.
Спустя некоторое время дверь открылась и вошел Бантер, аккуратно одетый, с подносом, от которого исходил превосходный аромат ветчины и яиц.
— Привет, Бантер.
— Доброе утро, мой лорд! Я полагаю, ваша светлость отдохнули.
— Чувствую, что я здоров, спасибо, — если бы не общее ощущение, словно мне сделал массаж некий парень с чугунными пальцами и узловатыми суставами. А как у тебя дела?
— Руки немного устали, спасибо, милорд; во всем остальном, счастлив сказать, я не чувствую никаких следов несчастного случая. Позвольте мне, мой господин.
Он бережно установил поднос на колени лорда Питера.
— Они, должно быть, здорово устали, — сказал его милость, — вытаскивая меня. Я в большом долгу перед тобой, Бантер, и никогда не смогу оплатить его. Ты знаешь, я не забуду. Хорошо, я не хочу смущать тебя… В любом случае — большое спасибо. Так вот. Ну как, они предложили тебе приличное место для ночлега? Прошлой ночью, я, кажется, слишком рано лег спать и не смог за этим проследить.
— Я спал превосходно, благодарю, мой лорд. — Мистер Бантер указал на низенькую кровать на колесиках в углу комнаты. — Они предложили мне другую комнату, мой господин, но в сложившейся ситуации я предпочел остаться здесь, надеясь, что вы простите мне такую вольность. Я сказал им, что боюсь последствий столь длительного погружения для здоровья вашей светлости. Кроме того, я опасался намерений Граймторпа. Я боялся, что он мог забыть о проявленном гостеприимстве и совершить какие-то поспешные действия, если бы мы не были вместе.
— Я не удивляюсь. Парень выглядит наиболее вероятным убийцей, которого я когда-либо видел. Мне нужно поговорить с ним сегодня утром — или с миссис Граймторп. Клянусь, ей есть что сказать нам. А вы как думаете?
— У меня нет сомнений, честное слово.
— Проблема в том, — Уимзи продолжал говорить с набитым ртом, — что я не знаю, как к ней подобраться. Этот ее подвыпивший муж, кажется, подозревает любого, кто прибывает сюда в брюках. Если он выяснит, что мы говорили с ней конфиденциально, его чувства могут, как ты говоришь, толкнуть его на некоторые прискорбные поступки.
— Вы правы, мой господин.
— Все же иногда парень должен уходить и ухаживать за этой проклятой старой фермой, и тогда, возможно, нам удастся поговорить с ней. Странный тип женщины — она чертовски прекрасна, не правда ли? Интересно, что она сделала с Кэткартом? — добавил он задумчиво.
Мистер Бантер не высказал никакого мнения по поводу этого деликатного вопроса.
— Хорошо, Бантер, пожалуй, я встану. Не думаю, что нам здесь рады. Мне не понравился взгляд нашего хозяина вчера вечером.
— Да, мой господин. Он бурно возражал по поводу того, что вашу светлость перенесли в эту комнату.
— Почему? Чья эта комната?
— Его собственная и госпожи Граймторп, мой господин. Она оказалась наиболее подходящей, здесь есть камин, и кровать была уже приготовлена. Госпожа Граймторп была очень любезна, мой господин, а один из мужчин, Джейк, указал Граймторпу, что это будет, несомненно, выгодно в денежном отношении, если он будет обращаться с вашей светлостью с подобающим уважением.
— Хм. Прекрасно, быстро схватывает, не правда ли? Хорошо, но это выше меня и далеко от меня. О боже! Я окоченел. Скажите, Бантер, есть ли у меня, во что одеться?
— Я высушил и вычистил костюм вашей светлости как мог, мой господин. Конечно, не настолько, каким бы я хотел его видеть, но думаю, вы вполне можете надеть его в дорогу до Ридлсдейла.
— Хорошо, я думаю, улицы не будут особенно многолюдными, — парировал его светлость. — Мне так хотелось бы принять горячую ванну. Как насчет воды для бритья?
— Я могу раздобыть ее на кухне, мой господин.
Бантер тихо выскользнул из комнаты, а лорд Питер, натянув рубашку и брюки, кряхтя и стеная, подошел к окну. Как заведено у неприступных обитателей графства, оно было плотно закрыто, и лист бумаги, сложенный в несколько раз, был втиснут между створками, чтобы препятствовать стуку оконной рамы. Он вытащил этот листок и распахнул окно.
Зашумел ветер, принеся с собой ароматы торфяника и вереска. Уимзи с наслаждением впитывал эти ароматы. Было радостно видеть приветливое ласковое солнце после всего случившегося — ему было крайне неприятно осознавать, что он должен был умереть в Ловушке Питера. В течение нескольких минут он стоял так, мысленно благодаря Провидение. Затем отошел, чтобы закончить одеваться. Клочок бумаги все еще был у него в руке, и он уже собрался бросить его в огонь, когда ему на глаза попалось слово. Он развернул бумагу. Прочтя ее, он поднял брови и открыл рот от изумления. Бантер, возвращавшийся с горячей водой, обнаружил, что его господин стоит без движения, с бумагой в одной руке и носками в другой, и насвистывает сложный пассаж из Баха.
— Бантер, — сказал его господин, — не возражай, я самый большой осел в мире. Вещь находится у меня под носом, а я не вижу ее. Я беру телескоп и ищу объяснение в Стэпли. Я заслуживаю того, чтобы быть замученным: мне требуется подвешивание за ноги в качестве лечебного средства при анемии мозга. Джерри! Джерри! Ну, естественно, конечно, что за осел, разве это не очевидно? Глупый старый придурок. Почему он не мог сообщить Мурблсу или мне?
