уже на русском и без запинок чешешь! — сказал я и Гумберт стал общаться с мастером.
Вначале это было общение немого с глухим, но после, когда мастер с именем Янек Урбанек стал медленно и членораздельно говорить на своем родном языке, многое стало понятно. Все же чешский язык — славянский. И уже и я понял, что хочет спросить чешский подмастерье. Он спрашивал про свинец и для чего он нужен при производстве.
— Для изготовления хрусталя, — сказал я и все мастера выпучили глаза. — И теперь вы должны все понять, что живыми я вас не отпущу. Так что живите! Захотите — становитесь русскими и я стану платить православным чуть больше, но веру свою насаждать не станем. А секреты беречь будем, чего бы это не стоило.
Уже позже, когда ушли мастера, а я повелел готовить следующий обоз в Гусь, который еще не получил название и пока не будет Хрустальным, ибо не нужно давать прямую наводку на место, откуда поедят товары из стекла и хрусталя. Гумберт же мне рассказал про Урбанека.
Этот мужчина был единственным, кто привез в Россию свою семью. Еще двое мастеров собирались просить вывезти своих родственников позже. Янеку было тридцать четыре года, что для подмастерья уже серьезный возраст. Было весьма вероятно, что он так и проживет подмастерьем за мизерную оплату труда, при этом, как утверждал Гумберт, именно Урбанек выполнял за мастера всю работу. Это еще посмотрим, конечно, но вопросы мастер задавал со знанием дела.
— Иохим, ты готовься ехать вновь. Но уже я бы хотел, чтобы ты отправился в итальянские города. Мне не нужна особо Венеция, хотя, если получится оттуда какого мастера призвать, то сделаешь и это. Мне нужны розмыслы и зодчие. Какими бы добрыми зодчими не были русские мастера, но лучшие строения создали фрязы, что еще строили при моем прадеде Иване III Великом. Привези мне их, а так же я дам тебе серебра на то, кабы ты выкупал парсуны Караваджо, найди и купи мне такоже и работы такого ученого мужа, как Леонардо да Винчи. Еще нужны оружейные мастера, но в Голландии будут иные люди в посольстве, от туда лучше приглашать, — сказал я и увидел, что Гумберт не сильно обрадовался новым заданием.
— Государь-император, дозволь мне венчаться, токмо в кирхе лютеранской, но на русской дворянке! — спросил, смущаясь немец.
— Принял бы ты православие, так и сосватал, — отвечал я.
— Так кто будет говорить с ортодоксом? Боюсь я, что придется обманывать людей в итальянских городах, что я католик, чтобы исполнить волю твою, — сказал Гумберт и я понял, что он прав.
— Сговаривайся! А вернешься к зиме, там, коли на Рождественский пост не припадёт, и повенчаешься. Но меня на свадьбе не жди, коли не по православному обряду сие не будет, — сказал я и распорядился подавать обед.
Приехала и Ксения, выбрав место для лекарской школы. Теперь, за обедом, можно и это обговорить с женой, да спросить еще нужно, насколько ударит затея открыть новое учебное учреждение по финансам. Знаю, что в казне уже не дует ветер в пустых помещениях, есть немалые поступления, прежде всего от сибирского обоза и от Строгоновых. Но все это крохи, а у нас идет война.
*…………*………*
Старая Русса
29 апреля 1607 года
Шведские войска выступали. Шли аркебузиры, неся свои аркебузы на плечах, задевая стволами широкополые шляпы с дешевыми перьями, не менее нагруженные шагали и пикинеры. Вот рейтары не напрягались, горделиво сидя в седлах на мощных конях. Их снаряжение шло в обозе. Отдельными отрядами решительно, с хмурыми лицами, шли немецкие наемники-алебардщики. И обозы… обозы.
После того, как прошли первые сотни воинов, земля на дороге, которая, казалось, успела подсохнуть после вчерашнего небольшого дождя, превратилась в сплошную грязь. Было проще передвигаться многими колонами, если войско выходило на луга, но на лесных дорогах приходилось выстраиваться в одну колону, часто создавая столпотворение. Но все это не было результатом неорганизованности, напротив, шведское войско было более управляемым даже в переходах, чем многие иные армии государств Европы.
Казалось нет конца и нет начала огромного войска. Еще бы — двадцать две тысячи воинов. Швеция выставляла большое войско, вопреки ожиданиям, как союзника, так и врага. Король Карл IX, как и его приближенные и генерал Якоб Пунтоссон Делагарди, желали не только принудить польского короля Сигизмунда III к отказу от шведского престола, но и продемонстрировать русским, как нужно воевать и что шведам лучше уступить в малом, всего-то русский Северо-Запад, чем потерять сильно больше.
Смотрел за движением колон и наследник шведского престола Густав Адольф. Мальчик демонстрировал злость и решимость и это выглядело комично. Ну не шла королевичу серьезность, может позже он и станет грозным правителем, но не сейчас.
— Ваше высочество, нам пора! — сказал Юхан Шютте, который позволил Густаву Адольфу себя уговорить и остаться до дня выхода войска на войну.
Нужно было приучать наследника к тому, что он не может принимать решения вопреки мнению Шютте. Ну а то, что между Юханом и королевичем уже есть маленькие тайны и шалости, которые кажутся юному Густаву Адольфу преступлениями, только сближает Шютте с наследником. Король не вечен, да и, по мнению немалого количества знати, Карл — проблемный король, так как все никак не может закончить вялотекущую войну с Речью Посполитой и уладить все вопросы с Данией. Но уж лучше он, чем католик Сигизмунд.
— Дорогой Шютте, я хочу посмотреть на всех воинов, которые уходят учить правильным манерам диких поляков… — королевич вновь превратился в ребенка. — Юхан а вы знали, что польская шляхта бьет чаши и кубки о свои головы? А еще они могут биться головой друг с другом!
— Ну второе — это уже привирают, ваше высочество, — Юхан улыбнулся и незаметным движением дал знак начальнику охраны королевича, что они скоро уезжают. — Дозвольте, ваше высочество, я подъеду к генералу Делагарди?
— Ступайте, прощайтесь со славным генералом, уверен он еще подъедет ко мне, что бы я пожелал ему непременной победы над всеми врагами! — королевич обрадовался тому, что Шютте поехал к генералу, занимающемуся командованием войск.
Густав Адольф логично посчитал, что два приближенных к королю человека обязательно «зацепятся» языками и дадут еще время, чтобы больше насладиться картиной движения доблестных шведских войск.
— Королевич отправляется, Якоб. Я рад, что мы с вами успели сдружиться, — сказал Шютте, протягивая руку
