лейтенанту можно простить.
— Когда вы отправлялись за линию фронта, вы ведь имели какой-то план, как будете эвакуировать нас отсюда? Как я понимаю, у вас есть рация…
— Был план, — согласился майор, — да только кто мог рассчитывать, что мы попадем в такую мясорубку?
— И все же.
— Времени на подготовку нам выделили совсем немного, — ответил майор, доставая из планшета карту и подсвечивая ее неярким фонарем, — но кое-что сделать все же удалось. Здесь отмечено четыре площадки, на которые может сесть транспортный самолет. Это просто ровные участки поля. При отходе авиаторы нанесли их на карту, как места, где потенциально могут разместиться немецкие полевые аэродромы, но противник пока этими возможностями не воспользовался. Мы должны были выбрать одну из них и сообщить по радио время и место эвакуации. В грузовых мешках у нас есть нужная пиротехника для обозначения пилотам места посадки в ночное время, вот только теперь весь этот план можно смело выбрасывать в сортир — сажать самолет при такой плотности немецких патрулей и дозоров — верное самоубийство и для нас, и для пилотов.
После слов Лебедева повисла долгая пауза. Люди Щеглова переваривали полученную информацию, и, как думал майор, про себя прощались с надеждой вырваться из западни. Как оказалось, командир разведгруппы ошибался.
— Товарищ майор, — первым нарушил тишину Нагулин, — как далеко распространяются ваши полномочия? Вы можете вызвать только один самолет, или можно рассчитывать на что-то большее?
— Можно рассчитывать на что-то большее, младший лейтенант. Если у тебя есть предложение — не тяни, я тебя слушаю.
* * *
Шел третий час ночи, но комиссар государственной безопасности третьего ранга Михеев находился в своем кабинете. Ему уже дважды звонили из Москвы, но докладывать в Управление начальнику особого отдела фронта было, по сути, нечего.
— Выброска прошла успешно. Транспортный самолет вернулся на аэродром без повреждений. Ждем выхода группы Лебедева на связь, — вот, собственно, и все, что мог сказать Михеев высокому начальству.
От недосыпа и напряжения начинала болеть голова, но комиссар не обращал на это внимания, в очередной раз вглядываясь в карту, на которой было отмечено место десантирования, как будто, она могла рассказать ему что-то, чего он еще не знает.
В ночной тишине быстрые шаги по коридору и звук открывшейся двери прозвучали неожиданно громко.
— Есть сообщение от Лебедева! — доложил чуть не подпрыгивавший на месте от возбуждения старший лейтенант Клинкин.
Михеев выхватил из рук подчиненного текст расшифрованной радиограммы и углубился в чтение.
«Десантирование прошло успешно. Сразу после приземления имел место бой с мотоциклистами противника. Один боец ранен, один пропал без вести. Патруль противника уничтожен. Люди капитана Щеглова вышли на нас сами, оказав помощь в бою. Вчера группой Щеглова захвачен важный пленный — майор фон Шлиман, высокопоставленный сотрудник Абвера. Обстановка тяжелая. Эвакуация по первому варианту через площадку номер два в четыре тридцать. Требуется транспортный самолет и три ночных бомбардировщика ТБ-3, с хорошими радиостанциями, опытными экипажами и полным грузом кассетных бомб. Младший лейтенант Нагулин будет наводить их с земли по радио. Прошу особо проинструктировать экипажи в точности исполнять все его указания.
Командир спецгруппы ГУГБ НКВД майор Лебедев».
— Да им что там жить надоело? — Михеев на несколько секунд растерялся, — Звено ТБ-3 с ротативно-рассеивающими кассетами в темноте вывалит бомбы на их собственные головы! И транспортник угробят, и их самих похоронят!
— Товарищ комиссар…
— Что, старший лейтенант? — в голосе начальника особого отдела звенело раздаражение.
— Вспомните мост через Днепр. Тогда ведь тяжелые гаубицы тоже запросто могли накрыть и самого Нагулина. Разброс у них на такой дистанции очень немаленький. Однако младший лейтенант жив, а мост того… на дне, вместе с изрядной частью танков фон Клейста.
Михеев несколько секунд молча смотрел на подчиненного, а потом, приняв решение, сделал два порывистых шага к столу и снял телефонную трубку.
— Соедините меня с командующим ВВС тридцать восьмой армии. Срочно!
* * *
— Герр оберст, похоже, лагерь диверсантов там, — обер-лейтенант Лаубе указал на темнеющую метрах в трехстах опушку леса. Судя по карте, других подходящих мест рядом нет.
— Отправьте курьера на мотоцикле. Мне нужна рота пехоты на грузовиках и три бронетранспортера.
— Это потеря времени, герр оберст. Русские знают, что мы их ищем, и могут решить сменить укрытие. Мне нужна только Урсула и двое моих людей. Я сделаю все тихо. Мы просто проверим, там ли они.
— Действуйте, обер-лейтенант, но мотоциклиста за подкреплением все равно пошлите.
Лаубе вернулся минут через тридцать, явно чем-то озадаченный.
— Они там были, герр оберст, причем совсем недавно, часа не прошло. Плохо другое — Урсула потеряла след. Она вывела нас к дороге, и на этом все. Похоже, они уехали. Видимо, на мотоцикле — другого транспорта у диверсантов нет.
— Смело, — покачал головой полковник, — в дерзости русским не откажешь, но рисковали они, похоже, вполне обдуманно.
Километрах в пяти над горизонтом в небо взлетели осветительные и сигнальные ракеты. Рихтенгден пару секунд внимательно смотрел в ту сторону, после чего прислушался. С севера отчетливо доносился шум моторов.
— А вот и вызванное подкрепление, — усмехнулся он, — надо признать, очень вовремя.
На место боя они прибыли не первыми. К моменту, когда Рихтенгден выбрался из кабины грузовика, поле уже было оцеплено каким-то подразделением под командованием пехотного лейтенанта, на удивление толково доложившего обстановку:
— Герр оберст, около тридцати минут назад наш патруль на мотоциклах вступил в бой с русскими диверсантами. Мы обнаружили несколько парашютов и мешок с рацией и продовольствием. Судя по следам, русских было пять-шесть человек. Сначала мотоциклисты теснили диверсантов, но потом что-то случилось, и патруль был полностью уничтожен, причем почти все солдаты застрелены из немецкого оружия, хотя гильз от русских ППШ на поле тоже хватает. Парашютисты захватили два мотоцикла и уехали в северо-восточном направлении. Мы проверили дорогу до развилки. Дальше следы теряются, смешиваясь с множеством других.
— Что-то еще, лейтенант? Мне кажется, вы хотите что-то добавить.
— Я не уверен, герр оберст, но думаю, один из диверсантов ранен, причем довольно тяжело.
— Откуда такое предположение?
— Следы. Некоторые из них слишком глубокие, а шаги короткие. Двое русских несли что-то тяжелое, причем старались делать это аккуратно. Нашлись еще обрывки упаковки от перевязочного пакета, но это мало что значит — его могли использовать и при любой несерьезной царапине.
— И все это вы определили за четверть часа в темноте?
— До войны я был полицейским, герр оберст. Следователем. Смею надеяться, неплохим.
— Вы и ваши люди, лейтенант, переходите в мое прямое подчинение. По машинам!
* * *
Из четырех посадочных площадок,
