Во-вторых, банально подошел к концу запас стрел, заготовленных заранее, даже с учетом боезапаса выбывших воев и трофеев, собранных после первой схватки с мокшей. Того, что нам заготавливали местные жители, хватало как раз на два-три, максимум четыре быстрых залпа, после чего в колчанах оставался лишь неприкосновенный запас из десятка бронебойных.
С болтами для самострелов ситуация была несколько иной, их запас тратился значительно медленнее, но и восполнить его по пути было в принципе негде. А потому тактика ельчан была неизменной: дождаться появления «камфгруппы» у очередной линии рогаток да выпустить во врага строго два залпа с безопасного для себя расстояния. И – ходу.
Ну и, наконец, в-третьих, – это лесостепная местность, удобная для организации засад на реке и скрывающая наши передвижения на лыжах, чем мы регулярно и пользовались, пропуская вперед вражеские дозоры и ударные отряды, а после атакуя передовой тумен на марше.
Кроме того, на пути врага за спиной ушедшей по реке «камфгруппы» мы рассыпали небольшое количество рогулек, что не добавляло врагу комфорта на марше, а за линиями рогаток и перед ними мы повадились регулярно топить лед. Фланги заграждений на наиболее удобных для прохода всадников участках прикрывали теперь не волчьими ямами (так как уже не успевали их выкопать) и не «чесноком» (его запас также обновлялся совершенно незначительными поступлениями).
Кречет предложил гораздо более удобный вариант (вроде бы с подачи Ждана): ельчане копали множество небольших узких ямок глубиной не более полуметра, заливали туда немного воды, чтобы края их заледенели, а после присыпали сверху мягким пушистым снегом. В итоге противник поначалу такие ямки всерьез не воспринимал и не замечал, пока несколько лошадей не сломали в них ноги. Правда, вскоре поганые научились гораздо более внимательно смотреть под копыта своих скакунов, щупами проверять снег над возможными полыньями, но и это ведь также замедляло их продвижение!
А в ответ на частые удары из лесных засад поганые принялись прочесывать раскинувшиеся по берегам рек дубравы. Правда, пешие дозоры из мокши шли без лыж, и разведка у них выходила слабой: ворогу просто не удавалось углубиться в чащу и своевременно обнаружить нас.
Но все же в первые четыре раза мы отступали, стараясь не связываться с врагом, хотя число разведчиков-мокшан никогда не было особо велико, учитывая, сколько лесных массивов встречалось головному тумену на марше! Десятков пять, не больше, считай, на каждые две-три версты пути, после чего мокшане покидали лес и, выйдя на лед, уже конными догоняли своих.
Приняв к сведению этот факт, я предложил план, как заставить ордынцев двигаться еще медленнее. По такому делу мы даже вновь объединились с сотней елецких дружинников…
– Поторапливайтесь вои, поторапливайтесь! Надо успеть обойти их на лыжах, чтобы никто к своим не ушел и не смог предупредить…
Я подгоняю небольшую мобильную группу лыжников из двадцати ратников, обходящую мокшу на лыжах по широкой дуге на правом крыле их отряда (чтобы не заметили, потому и столь малое число ратников). А у самого меж тем мышцы аж трясутся от напряжения, пот заливает глаза! Ну еще бы, приходится пробиваться через наносы девственного, глубокого снега, на некоторых участках глубиной по колено! Тут широкие лыжи хоть и дают небольшое преимущество над пешими погаными, кто вынужден грести по сугробам исключительно ножками (так им, поганым, и надо!), но ведущий отряда, пробивающий лыжню в снегу, вынужден регулярно меняться с соратниками, достаточно быстро выбиваясь из сил. Сейчас эта почетная роль перешла мне по эстафете: минут пять назад следующий впереди воин сошел с лыжни и замер, ожидая прохода всей группы. И хотя я стараюсь держаться на морально-волевых (Егор – молодец, парень весьма тренированный!), да только на самом деле уже практически выдохся! А между тем нам нужно очень поспешить, чтобы осуществить задуманное…
– Вон они, меж деревьев!
Голос подал Ждан, напросившийся в десяток и сейчас тихо окликнувший меня, первым заметив ворога. Вглядываясь в глубину чащи по направлению, указанному бродником, я действительно различил несколько рослых мужских фигур, с трудом пробирающихся вперед по снегу примерно в ста метрах от нас… Кажется, не засекли обход – и слава Богу! В противном случае подали бы сигнал, и тогда успех моей дерзкой задумки стал бы весьма сомнителен. Впрочем, еще ничего не решено.
– Братцы, давай за ними, только осторожно! Нельзя, чтобы нас заметили раньше времени!
Начинается самое напряженное – тайное преследование противника, когда предательский хруст ветки, крик встревоженной птицы или даже обостренное восприятие кого-то из мокшан, кто просто оглянется, почуяв опасность со спины, может сорвать весь замысел! И только сейчас приходит понимание того, в какую же авантюру я втравил, считай, всю дружину со своим убойным планом.
Впрочем, мы только и успеваем, что растянуться в цепочку и начать двигаться вслед также цепью пробивающимся сквозь снег поганым, как впереди раздается встревоженный возглас и тут же – чей-то предупредительный крик. Меж тем расстояние между нами и врагом составляет все еще под сто метров, разве что чуть-чуть меньше…
Я взвыл от отчаяния – заметили, гады! – но в этот же миг лес огласил звонкий и такой родной крик пустельги! А мгновение спустя на противника обрушился залп стрел лучников Кречета, все это время дожидавшихся врага, укрывшись за высокими сугробами и наиболее толстыми древесными стволами… Все-таки не ошибся я ни с выбором места засады, ни с началом движения группы. Вовремя мы зашли им в тыл!
Но, несмотря на первый успех, несколько секунд я напряженно вслушивался в крики раненых и проклятия поганых, при этом случайно заметив на удалении справа движение лыжников Микулы. Сейчас самый важный вопрос: зацепили наши старшего вражеской полусотни или нет?!
Проходит примерно минута изматывающего ожидания, за время которого сотня Кречета успела дать не менее четырех залпов по принявшимся отчаянно улепетывать ворогам, но предательский рев рога, способный предупредить тумен о грозящей опасности, так и не раздался. Молодцы наши ребята, вняли моим предупреждениям, сумели вычленить наиболее плотную группу противника, держащуюся подле вожака, и ударили по ней первым залпом! А значит, все идет по плану… Слава Богу!
Вскоре дело дошло и до нас: замерев на месте, оба десятка начали расстреливать слишком медленно прыгающих (бегом это никак не назовешь!) по снегу мокшан. Я стараюсь наравне со всеми, справа помогают вои Микулы, а сзади врага догоняют на лыжах лучники Кречета! Обстрел не прекращается ни на мгновение, и очевидно, что столь быстрый расход стрел будет стоить нам очередной партии срезней…
Так оно и вышло: срезни, считай, все подчистую остались в снегу и в телах истребленной мокши, однако оно того стоило: прежде чем разведчики поганых успели бы достигнуть цепочки моих воев или даже просто поравняться с ней, враг просто… кончился.
– Скорее, к реке! Надо постараться успеть!!!
Несмотря на то что большинство татарских туменов представляют собой целый конгломерат покоренных из половцев, хорезмийцев, туркменов, той же мокши, в каждой «дивизии» татар есть определенное число именно монголов. Прежде всего это сотники и часть десятников, но помимо них – личная охрана чингизидов или нойонов, колеблющаяся от пятисот до тысячи гвардейцев-тургаудов! Есть они и в передовом тумене, в самом хвосте держатся плотной компактной группой… Да, собственно, вот они, как на ладони на льду реки, голубчики. Даже на марше облачались в свои приметные ламеллярные брони «худесуту хуяг» (что означает «прошитый панцирь»), кстати, возможно, именно из-за наших нападений. Иначе зачем им ходить в металле на морозе… Да и по лицам монголов довольно легко отличить от европеоидных половцев да мокшан!
