— Вы почему такие неживые оба?
— Монсеньор неделю назад перенёс полостную операцию, а у меня вчера был приступ.
— Красавчики, — проворчала Доменика. — Знаете, что в таком случае следует делать?
— Лечиться, — пожала плечами Элоиза. — Вот ему, — она кивнула на Себастьена, — ещё толком ходить так и не разрешили.
— Раз уж вы тут передо мной оба, то скажу обоим — вам эффективнее всего лечиться в связке. Друг об друга, так сказать.
Себастьен молча улыбнулся.
— Мы подумаем, — кивнула Элоиза, стараясь не взорваться. — А по делу ты можешь что-нибудь сказать?
— Могу. Жила-была мышка и мечтала стать кошкой. С мохнатой густой шерстью, длинными когтями, острыми зубами и пушистым хвостом. По улице она бы ходила гордо и с достоинством, и никакие мелкие твари не смели бы на неё глаза поднять. И приснился ей сон, что родилась она кошкой. И была та кошка прекрасна, её любили, гладили и кормили. А потом что-то изменилось, и кошку выставили на улицу. Где её на второй день разорвали собаки. Про судьбу и её варианты рассказать?
— Даже и не знаю, — покачала головой Элоиза. — Что про неё рассказывать — от неё ведь ни защититься, ни уйти.
— Только принять как данность. Или договориться. Что в нашем случае практически одно и то же.
— То есть если бы жизнь сложилась так, как в том сне, счастье было бы недолгим?
— Если бы было вообще. Ты же избавила меня от деталей, — усмехнулась Доменика. — Вот что я вам скажу, молодые люди. Судя по тому, что я вижу, вам друг от друга никуда не деться. Однако же, друг с другом тоже непросто. Но вы оба из тех, кто не останавливается, если видит цель, так что вы справитесь, как мне кажется. Ерунда все эти ваши сны, проснулись — и забыли. Не поверю, что в настоящем нет ничего, что было бы важнее снов.
— Правильно не поверишь. Спасибо за то, что уделила нам время, мы поедем.
— Подожди.
Доменика достала из спрятанного в складках рясы кармана телефон и позвонила. И скомандовала кому-то взять и принести большой зелёный флакон и чёрную коробку. А потом ещё раз позвонила и затребовала новый кофейник.
Кофейник и сливки принесли мгновенно, Доменика снова разлила всем кофе.
— Монсеньор, а вы почему молчите? — она не впилась взглядом, нет, но тщательно его ощупала.
— Наслаждаюсь увиденным, — он слегка наклонил голову. — Каждая следующая дама вашего семейства, которой меня представили, это… как пополнение коллекции, если вы понимаете, о чём я.
— Возможно, понимаю, — Доменика продолжала внимательно на него смотреть. — Эла, я вижу не только следы от раны и хирургического вмешательства. Ты решила, что монсеньор будет хорошим объектом для агрессивной практики?
Что? О чём она вообще?
— Нет, Доменика, я не практикуюсь на монсеньоре. Но… иногда случается что-нибудь, чего мы изначально вовсе не планируем, — она с изумлением смотрела на наставницу.
— Тебе следует научиться не оставлять подобных следов. Прежде чем практиковать на живых людях. Знаешь, как выглядит человек, не контролирующий свою агрессию? Как дурак.
— Боюсь, сейчас я не готова приезжать на тренировки — она сидела ни жива, ни мертва, и не верила своим ушам.
— А сейчас они тебе попросту не по силам, — усмехнулась Доменика.
— Скажи, а почему я никаких следов не увидела? — Элоиза никак не могла поверить.
— А я откуда знаю? — поинтересовалась Доменика. — Сказала бы, что ты бестолковая, вот и не видишь — да это не вполне так, мозги у тебя есть. Не понимаю только, почему ты ими не пользуешься.
В этот момент дверь приотворилась и внутрь проскользнула сестра Агата, секретарь Доменики. Уж конечно, никому другому почтенная родственница не доверила бы рыться в своих шкафах. Она сдержанно поздоровалась с Элоизой («Добрый день, Рафаэла»), бросила остро любопытствующий взгляд на монсеньора герцога, поставила на стол заказанные флакон и коробку, и вышла.
Доменика раскрыла коробку, перебирала там порошки. Нашла и выудила пакетик из шуршащей коричневой бумаги.
— Щепотку заливать половиной стакана горячей воды, но не кипятком, давать молодому человеку утром и вечером в течение недели. Своими руками, естественно, — далее она снова звонила и отдавала указания.
Ей принесли кувшин с водой, стакан и маленький стеклянный флакончик. Доменика отмерила десять капель в стакан и залила водой из кувшина. Запахло каким-то неизвестным Элоизе растением.
— Этот сильный запах — он необходим? — спросила она.
— К сожалению, — усмехнулась Доменика. — Возьми и выпей. И потом ещё четыре дня. Утром встала, поела — обязательно, хоть просто чашку кофе с корочкой хлеба — потом налила и выпила. И вообще, тебе бы проколоться или прокапаться. Летом ты выглядела намного лучше, и даже весной после операции всё было как-то позитивнее. Что-то в твоей жизни идёт не так.
Элоиза выпила пахучее лекарство и поморщилась — оно было ещё и горьким, вдобавок к запаху. Но перестала кружиться голова, и предметы вокруг стали более резкими. Тем временем Доменика заполнила флакон — лекарство оказалось ядовито-зелёного цвета. Из той же чёрной коробки она достала бумажный пакет и запаковала и флакон, и упаковку с порошком.
— Ступайте, мне больше нечего вам сказать. Рафаэла, позвонишь, когда тебе станет ощутимо лучше, — Доменика поднялась, опираясь рукой на стол.
После такого и впрямь не оставалось ничего, только встать и попрощаться.
23. Горизонты врачевания
Уже в городе Себастьен спросил:
— Элоиза, что вы думаете об обеде?
— Об обеде? — вынырнула из полудрёмы Элоиза. — Не знаю. Наверное, обед — это хорошо.
— Вы не голодны? — удивился он. — Ничего же, можно сказать, сегодня не ели.
— Не заметила, — пожала она плечами. — Хорошо, пусть обед.
Себастьен скомандовал Марко везти их в «котов». Давно там не были.
У котов он отпустил машину, сказал, что позвонит, когда их нужно будет забрать. Балкон был свободен, он сделал заказ и дождался, пока официант спустится вниз.
— Скажите, сердце моё, это было необходимо?
— Что именно? — Элоиза даже проснулась.
— Эта поездка. Что вы хотели услышать от вашей грозной родственницы?
— Что-нибудь новое.
— Услышали?
— Увы, нет. Точнее, услышала, но вовсе не о том, о чём хотела.
— И стоило ради такого подниматься рано и ехать? Лучше бы поспали, вам было бы полезнее. Право, я не понимаю ваших семейных легенд про эту даму. Бабушка и бабушка.
— Это Терции она бабушка, а мне преподаватель.
— Та самая, которая чуть не выгнала из школы вашу Анну? И к которой вы ездите со всеми сомнительными вопросами?