– То есть, если бы Рита была твоей сестрой, то вы втроем могли бы принять препарат и выжить.
– Это очень странно, – сказал Саня. – Это не логично.
– Если бы решение было простым, мы бы давно его нашли.
Саня опустил трубку, подошел к окну. По перрону, натыкаясь на прохожих и вглядываясь слепнущими глазами в их лица, шел Кубинец.
– Сейчас я его верну, – воскликнул Саня. – Ты езжай. Я найду тебя в аэропорту. Держись у входа.
Рита плакала, опустив голову на руки. На ее коленях лежал конверт. Всхлипывая, она подняла на молодого человека заплаканные глаза.
– У него мать живет в нашем городе, представляешь? Он просил передать ей письмо. А что я ей скажу?
Бездумно Саня взял в руки конверт, вытирая влажные ресницы, прочитал адрес. Поднес письмо к свету и прочел еще раз. От удивления широко раскрыл рот и взглянул на Риту.
– Что еще? – готовая разрыдаться спросила девушка.
– Это мой адрес, – прошептал Саня. – Ты не отдашь это письмо его матери.
– Почему?
– Потому что моя бабушка, Анна Васильевна, умерла.
– Мне жаль, а при чем тут?..
– При том, что наши бабушки, иногда, по совместительству могут оказаться чьими-то матерями.
– Какой ужас! У него никого не осталось.
– Ну как сказать, – чему-то улыбнувшись, произнес Саня, обернулся и, крикнув Рите короткое: «Жди здесь!» – кинулся к выходу.
Спускаясь со ступеней вокзала, Кастро махнул таксисту. Темнокожий парень с красными то ли от бессонницы, то ли от наркотиков глазами и кучей разноцветных косичек, не мешкая, прыгнул за руль и подогнал авто к пассажиру.
Кубинец медлительно сел на заднее сиденье.
– Далеко море? – спросил он, с трудом закрывая за собой дверцу.
– Десять километров, – ответил водитель, разглядывая пассажира в зеркало заднего вида.
– Хочу к морю. Мне нужен пляж, где можно спокойно умереть.
– Может, не стоит с этим торопиться?! Знаю пару мест – убийственные девочки. И есть чем заправиться – травка, кокс, можно и посерьезней чем отравиться.
– Смотрю, ты и сам любитель. Давно подсел? – раздражаясь, спросил Кастро и тут же внутренне упрекнул самого себя: «Нет, нет, не правильно. К единению с вечным, к покою в душе этим путем мне не добраться. Обыкновенный слабый человек – что он мне сделал?»
– Пока есть здоровье, надо брать от жизни все, – подмигивая, сказал водитель.
Мимика таксиста, неприятный запах его немытого тела, блестящие булавки в носу не нравились Кастро, но ему не хотелось тратить последний час своей жизни на подсознательное поощрение навязанных обществом стереотипов о гигиене, жизни без наркотиков и искусственных прыщей, так называемого пирсинга. Хотелось мира. Он чувствовал: надо многое понять.
Надо научиться принимать мир таким, каков он есть. Может, не полюбить, но хотя бы смириться со всем, что отличает его от других. Надо пустить добро в сердце. Он решил: теперь будет говорить людям только приятное.
– А ты мировой парень, – сказал таксисту, надеясь обмануть нарастающую боль умиротворенной улыбкой.
Внезапно дверца открылась, в кабину заглянуло добродушное, но взволнованное Санино лицо.
– Я же тебе сказал, подожди! Выползай отсюда. Давай, я помогу вылезти.
– Теперь этот прицепился, – прошептал Кубинец. – Прощай, Саня. Уходи, дай покоя.
– Глотай свою пилюлю. Сегодня у вас второй день рождения, мистер Грин, Кастро, или можно как-нибудь еще? Может, дядя Миша? А? Сегодня ты не умрешь. Павел Игоревич объявил тебе амнистию. У нас схожий генотип. Пляши! Ну, давай, доставай! Где она!
– Ты это серьезно?
– Абсолютно! Так что радуйся, мой блудный старичок! Ну?! У тебя осталось полчаса, не больше.
В глазах Кубинца на мгновенье заискрилась надежда, но тут же погасла.
– У меня нет пилюли, – растерянно произнес он. – Я ее выбросил. Она там, где-то в коридоре… в нашем вагоне. Чего уставился на меня? Не стой как вкопанный! В вагоне, говорю, на полу где-то…Обморок ты колумбийский! Беги, тащи ее сюда! Живо! – прохрипел требовательно.
Выругавшись, Саня помчался к поезду.
– Зачем?! Зачем ты ее выбросил?! – кричал он, оглядываясь на Кубинца.
– Ты еще здесь?! Туда и обратно! Шевели задницей! Черепаха ты безногая!
Когда молодой человек скрылся, Кастро откинулся на сиденье и облегченно выдохнул.
– Кажется, будем жить, – сказал он, задумавшись, потом вдохнул носом воздух и поморщился.
– Так что, чувачек, едем, нет? – оглядываясь, спросил таксист.
– Помойся, придурок, – наклоняясь вперед, сказал пассажир. – Пугало обдолбанное! Кончай нюхать всякую дрянь, сними это дерьмо с лица, натягивай галстук, поступай в Кембридж и покупай замок у моря, как все нормальные люди.
Хуши сказал: «С тех пор как мы обогнали обезьяну в развитии, нам стало труднее догонять ее в лесу»
Несколько минут Саня и Рита безрезультатно рыскали по вагону. Кубинец устал ждать и вернулся к ним. Искать не помогал. Стоял у окна и, опираясь в него лбом, не моргая смотрел на улицу.
Девушка и парень ползали на коленях под раздвижными столиками, отодвигали сумки и чемоданы, поднимали пассажиров и искали под сиденьями. Над головой, с полки на полку, нагоняя суету, металась крикливая Чика. Все темные пыльные закутки обшарили по нескольку раз, пилюли нигде не было. Саня засунул руку под батарею. Его пальцы встретились с пальцами Риты. Несколько секунд они смотрели друг на друга, но, почувствовав неловкость, не сговариваясь, одновременно отвели взгляд.
– Кто-то ее забрал, – сказала она. – Мы все обыскали.
– Может, где-то там, на верхних багажных отделах? – предположил Саня.
Рита пробежала взглядом по верхним полкам. Над головой промелькнуло розовое платьице. Чика пронеслась по вагону и повисла на клетке с попугаями.
Встревоженная птица клюнула ее в живот, и из маленьких лапок обезьянки выскользнула красная, блестящая, как драгоценный камень, пилюля.
– Смотри! – обрадовано крикнула девушка.
Саня рванул за упавшей пилюлей, но запнулся и грохнулся на сетку с луком. Падая, ухватился за один из сваленных на верхней полке мешков, и на голову молодому человеку обрушился их целый десяток.
Рита усмехнулась. Выбираясь из завала, Саня сердито взглянул в ее сторону.
А обезьянка не собиралась расставаться со своим сокровищем и, схватив пилюлю, помчалась в дальний конец коридора.
Саня, чтоб не спугнуть, подкрадывался к ней медленно и, оказавшись в метре от воришки, поманил ее пальцем.