class="p1">— Чёрт, ты всё равно узнаешь, — невесело ухмыляется он. — Бандиты, Кать.
Я сжимаю пальцами столешницу и продолжаю прямо смотреть. Чувствую, как всё замирает внутри и задаю последовательный вопрос, на который, кажется, не желала знать ответа:
— А кто вы?
— И мы.
Внутри всё оборвалось, и тихий протестующий возглас застыл на губах, как и слёзы, подступавшие к глазам. Костик смотрел с толикой отчаяния, понимая, как больно мне сейчас.
Я не хотела думать об этом. Не хотела складывать кусочки пазла и смотреть сверху на идеальную картинку. Потому что знала: то, что я увижу, разобьёт мне сердце. Но Костик демонстрировал серьёзность, что так ему не присуща в любое другое время.
— Ты не хотела замечать, — усмехнулся брат. — Мы просто подыгрывали.
— Ты врешь… — шепчу непослушными губами. — Врешь!
— Вот видишь, Малая. Тебе комфортно не верить. А мы с Максом всегда старались сделать твою жизнь комфортной.
Я закусила дрожащую губу, когда почувствовала солёную влагу на губах. Принимать действительность оказалось больно. Больно настолько, что чёрную дыру внутри можно было сравнить с космосом. Она необъятна.
— Как ты мог? — давлю из себя хриплым голосом. — После того, что мы пережили… Как ты мог?
— Я хотел мести, Кать. Я, мать его, спать не мог нормально с того времени, как они её убили! Они лишили нас самого светлого, что было в жизни!
Кадры воспоминаний посыпались на меня, раня острыми гранями. Осколки их были такими же пронзительными, как и правда, что терзала в своей сути, перемалывая кости в порошок.
Я мало что помню из того дня. Вся жизнь разбилась на "до" и "после". На счастливое и беззаботное "до" с тёплыми ласковыми руками, и горькое, наполненное тоской и отчаянием, "после".
Мама в своей жизни и мухи не обидела. Даже папа говорил, что человека светлее он в своей жизни не встречал, хотя всегда крутился среди людей с незапятнанной репутацией. Благотворительность вообще бизнес весьма специфичный, но отцу удавалось вести дела… до тех пор, пока однажды в наш дом не ворвались люди в масках.
Мне было девять. Я помню только страх и её руки, которыми она постоянно пыталась задвинуть нас с Костиком за спину, когда они пришли.
Они ничего никому не объясняли. Схватили её, увели в другую комнату, оставив с нами мужчину. Чуть позже Костик рассказывал папе, что у этого охранника была странная татуировка на костяшках пальцев. Колючая проволока в виде тройки за оконной рамой, а рядом нож в виде креста. Сотрудник милиции, один из тех, что вёл допрос, удивленно вскинул бровь и посмотрел на отца, задав вопрос, который клеймом врезался в память:
— Как вы умудрились перейти дорогу группировке Никитина?
Когда мама кричала и плакала в другой комнате, мне было всё равно, кто они такие. Я жалась к брату, плакала и просила отпустить её, но всякий раз, как только с моего языка срывались слова, мужчина рычал на брата:
— Сделай так, чтобы мелкая сучка заткнулась, иначе я выброшу её в окно!
И Костик успокаивал. Сам плакал, но, как настоящий мужчина, тихо-тихо, говорил, что всё будет хорошо, что они скоро уйдут.
А через несколько часов, а может, и минут, которые казались вечностью, они забрали её. Забрали навсегда.
Маме и без того досталось от жизни. За несколько месяцев до произошедшего у неё обнаружили болезнь, которая всё равно могла её убить. Опухоль головного мозга. Выявили её на ранней стадии, и в тот период она проходила лечение, но… Были моменты приступов головных болей. Мама не могла встать с постели, и мы с Костиком вечно ошивались поблизости, чтобы не пропустить тот момент, когда она нас позовёт. Он обычно смотрел многосерийные мультфильмы в своей комнате, а я тихо играла с куклами у маминой кровати.
Сейчас я понимаю, что тогда ей было безумно тяжело, потому что помню — в тот момент между ней и папой всё было очень непросто. Отец тогда много работал, как мне казалось.
И если ребёнку это кажется нормой, то взрослый понимает, что так быть не должно. О том, почему мама часто была расстроенной, я узнала только через год, когда Костик поругался с отцом и обвинил его в том, что из-за него она страдала. О том, что он нашел себе занятие куда лучше, чем находится дома с больной женой и детьми. Например, возить секретаршу по курортным городам…
Он её предал. Он предал нас. Нашу семью.
И если до той поры я старалась мириться с тем, что бандиты убили маму из-за денег, которые требовали от папы, то после того, как узнала подробности… Я не смогла. Не могла больше видеть в нём человека, который заслуживал любви и доверия.
Она страдала от болезни, прося меня не поддаваться боли. Прося никогда не плакать и не быть слабой. Конечно, в тот момент я не понимала. Не понимала, но обещала, лишь бы мама не мучилась и не смотрела на меня таким выражением, будто не успеет ничего объяснить.
Но она всё равно не успела.
Люди из группировки Никитина забрали её и убили, сбросив машину с больной женщиной в карьер.
Мы с Костей ненавидели их. Засыпали с этим чувством и просыпались с криками в холодном, потому что расставание было столь же ужасным, как и встреча с ними.
Я бы никогда не хотела встречать людей такого сорта. Я бы никогда не хотела связываться ними и переходить им дорогу. Но всё, что я могла — это закрывать глаза, когда правда вставала перед ними в полный рост. Отрицать её было проще, чем принимать. А сейчас мне просто не оставили выбора, заставив вспомнить обо всём. Заставить окунуться в омут и признать: мой брат и Макс — бандиты…
— Как так вышло? — задала вопрос, стирая слёзы со щёк. — Почему? Когда?
Костик невесело усмехнулся и нервно растрепал свои светлые волосы.
— Я буду откровенным, хорошо? — увидев мой кивок, он глубоко вдохнул. — Видишь татуировку на шее? — я посмотрела на “2016” на коже и снова кивнула. — У Макса там двенадцатый год. Это дата вступления в семью. Особая метка, если хочешь, — он снова вздохнул. — Блин, Малая, не смотри на меня так! Твою мать, я не думал, что будет настолько сложно.
— Ничего. Я подожду, — отозвалась хрипло, сдерживая бурлящую боль, которая проявляла себя сейчас только тихим потоком слёз.
— Никогда не задумывалась, почему Картера называли сыном Дьявола? У нас была причина. Мы знали. А ты просто подхватила и до сих пор иногда используешь это выражение, не