не смогла понять, о чем он там говорит.
— Значит в этот раз у нас получилось то, что надо! — хохотнул я. — Но четырех статей для газеты маловато. Может, стихи какие-нибудь сочиним по тому же принципу?
Мы снова пустили листочки по кругу, и через пятнадцать минут получили еще четыре текста. Правда, один вышел вовсе уж бредовым, так что мы его выкинули. Остальные Друпи села переписывать ровными буквами. Я взялся снова рисовать маяк рядом с заголовком газеты, а Марчуков — писать названия статей по трафарету.
— Так о чем с тобой Бодя разговаривал? — спросил Мамонов, которому дел не досталось. — Ты отмахнулся на тихом часе, чтобы соседи не услышали?
— А, да, — я отложил карандаш. — Он был недоволен карикатурой и сказал, чтобы я больше на него не наезжал и пообещал неприятности. Сказал, что редактором я буду недолго и все такое. И что он больше со мной не разговаривает.
— И что ты теперь делать будешь? — спросил Марчуков и сосредоточенно высунул язык. — Слушайте, тут вот еще пустое место остается, только для статьи маловато. Может, картинку нарисуем какую?
— Лучше лозунг написать, — отозвалась Друпи. — «Пионер, всем пример». Или, там «В нашем лагере всегда нет прохода от труда». Ну, вы поняли, в общем.
— Ага… — Марчуков склонился еще ниже над ватманом. — «Пришел, увидел, победил» нормально будет?
— Сойдет, — кивнул я.
— Так что делать-то будешь? — поднял голову Марчуков.
— А что, надо что-то делать? — я пожал плечами. — Это же он мне пообещал неприятности, а не я ему. Вот он пусть и думает.
— И совсем-совсем не боишься? — Марчуков посмотрел на меня.
— Может и испугаюсь, когда узнаю, чего именно, — я снова пожал плечами. — За драки у нас из лагеря выгоняют. А пауков я не боюсь. Что там еще он может придумать из гадостей?
— Я еще когда учился где-то в третьем или четвертом классе, был в лагере, — Марчуков отвлекся от трафарета. — И у нас там был жутко противный зубрила. Задавака, еще хуже Верхолазова. Мы ему под простыню крапиву засовывали. А еще если рядом со спящим переливать воду из стакана в стакан, то он обязательно обоссытся.
— Ой, мы так рядом с одной девчонкой полночи водой журчали, сами чуть не обоссались, а она дрыхла, как бревно, и ничего, — сказал Друпи, не поднимая головы.
— Да не, надо не переливать, надо поставить перед кроватью таз с водой и незаметно опустить руку в воду, — сказал Мамонов. — Ну, того, кто спит на кровати, в смысле. И тогда он обоссытся точно. Мы так делали. Пацан уехал с середины смены, позор такой.
— А еще можно пришить одеяло к матрасу, — сказал Марчуков. — И кнопок в обувь насыпать… Или… Шнурки связать вместе… Но это как-то по-детски совсем, не. Лучше уж прибить гвоздями к полу. Мне отец про такое говорил, но я пока не смог придумать, как это сделать тихо, чтобы тот пацан не проснулся.
— Да ну, ерунда это все, мне кажется, — Мамонов махнул рукой. — Бодя из возраста мелких пакостей уже вышел.
— Если пакостить, то по-крупному? — хохотнул я. — Жалобы в совет дружины на меня будет писать?
— Да кто его знает… — Мамонов пожал плечами.
— В эту игру можно играть в обе стороны, — сказал я и снова склонился над маяком. Надо уже было быстрее закончить эту номенклатурную газету. Она получилась скучной, как философский трактат о пользе добра. И ни о чем совершенно. Марина Климовна должна быть довольна. Хотя, кто ее знает? Докопаться до чего угодно можно. Вот спросит она меня, какую мораль я вкладывал в статью под названием «Большие рекорды начинаются с маленьких побед», что я ей отвечу?
Хм…
Что-то такое у меня нозило в памяти о разговоре с Мариной Климовной в ленинской комнате. Что-то там такое было, что я заметил, но не обратил внимания. Мелочь какая-то, совсем-совсем незначительная…
Я занес красный карандаш, чтобы обвести пламя в фонаре маяка, и так с ним и замер.
Точно. Брелок. Она крутила в руках такую плоскую штучку на металлическом колечке. С поблескивающим котиком в середине. Почти такая же, как у меня в рюкзаке валяется. Сувенир из Финляндии, штука, которую должны носить на одежде финские дети, чтобы длинными и темными северными ночами водителям их было издалека видно.
Успели до ужина.
Я даже сам удивился нашей эффективности. Мне почему-то казалось, что делать стенгазету — это долгий процесс, а у нас ушли на все про все часа три всего. Просто руками, без принтеров, верстки и прочих технических штук далекого будущего.
— Ну что, мы молодцы, а? — сказал я, оглядев свою команду. — Был бы Артуром Георгиевичем, пообещал бы нам по второму компоту. Осталось получить одобрение Марины Климовны, и можно выдохнуть.
— А нашей газетой займемся после ужина? — спросила Друпи.
— Нашей? — переспросил я.
— Ну, настоящей нелегальной газетой, — монотонно сказала она. — С письмами в редакцию и смешными историями.
— А… Ну да, — я покивал. Блин, еще и эта газета! Что-то пионерская пресса стала мне немного поднадоедать. Но обсуждали же, надо выполнять.
— Давайте устроим штаб на том чердаке! — глаза Марчукова загорелись азартом. — Ну, там же, где Игорь…
— Да понял я, ага, — я снова покивал. Прямо-таки штаб сопротивления рождается на моих глазах. И даже с моим участием. С другой стороны, ну а что? Тоже в каком-то смысле жизненный опыт. Учитывая, что в нашей стране начнется совсем скоро, может даже и пригодится.
Ладно, штаб так штаб.
— Ну что, к Марине Климовне опять вместе пойдем? — спросил я.
— А ты куда-то торопишься? — Мамонов посмотрел на меня.
— Хочу с Еленой Евгеньевной поговорить, — сказал я. — Но могу и после ужина…
— Что у тебя к ней за дело? — Мамонов помрачнел. Вот черт, я совсем забыл, что между ними черная кошка перебежала.
— Да есть у меня одно подозрение, — я прищурился. — Видели в руках у Марины Климовны такой круглый брелок? Вроде того, который мне Бодя подарил?
— Я на нее не смотрел, когда она орала… — смутился Марчуков.
— Такая блестящая штучка? — спросила Друпи. —
