не в нём дело. Он просто озвучил очевидное. Я уже принимал это решение, просто не смог довести всё до конца. А сейчас мне мозг на кусочки разрывает от необходимости делать это снова.
— О да, ты и выбор — это кошмар, — она выжидающе смотрела на меня.
— Как всегда. Мой кристалл и блокатор. У Дика есть возможность переправить их Альянсу. Моя жизнь против жизней тысяч рабов. Лёгкий такой выбор.
— И? Я же сказала, показала, в конце концов, что не буду торговать тобой! С какого такого перепугу ты решил опять спровоцировать меня?
Я буквально взвыл, схватившись за голову. Но девушка не отпрянула.
— Дана, ты не понимаешь! Я же!.. У меня же!.. Это же!..
— Конечно не понимаю. И не пойму, если не перестанешь говорить одними междометиями!
— Вот. В этом и дело, Дана. Я же даже слова этого не знаю, откуда? — наконец ко мне неожиданно вернулся мой обычный бесстрастный тон. — Каждый раз, когда смотрю на тебя, думаю — как скоро? Как скоро надоем? Как скоро разглядишь, что я такое на самом деле? Как скоро кто-то убедит тебя, что моя жизнь — не такая уж большая ценность, чтоб променять её на спокойствие целого мира. Нет, — поднял я руку, заметив как вскинулась от моих слов девушка. — Нет, я не сомневаюсь в тебе. Мне даже казалось, что и в себе уже не сомневаюсь. Но это сильнее меня. Я с трудом отделяю реальность событий последнего месяца от болевого бреда. Я же просто брежу тобой.
— До сих пор не веришь?
— Что ты, верю. Верю! Верю, но…
— Но?!
— Но то, что ты мне даёшь, просто не укладывается в моей голове, где уже есть кристалл! Ну не уживается это всё с ним.
Я с усилием медленно вздохнул. Было больно. Из последних сил, стараясь в который раз справится с накрывшей меня лавиной, пытался отвернуть зеркало ментальной связи, чтоб не дать Дане почувствовать свою боль.
— А ещё я боюсь. За тебя. Эти покушения, яд… Дана, а если дело во мне? Дик следил именно за мной, ещё до твоего появления энси охотились за мной, и вообще, я же — часть эксперимента, вокруг которого всё и закрутилось. Может, лучший способ тебя защитить — избавить от себя, принеся заодно пользу другим? Я же просто постельный раб, я не смогу дать тебе того, что хотел бы. Дик прав…
— Ты сам понимаешь, что это не ему решать?! Ка-а-ак же меня все достали! — она стукнула своим кулачком по столу. Зазвенели колбочки. — Это твоя жизнь. Заткнись, — бесцеремонно она прижала пальцы к моим губам, едва я попытался набрать воздуха для продолжения. — Вот просто заткнись и не рассказывай мне, какой ты тут мой самый постельный раб. Вырос ты из этого, даже если сам не видишь.
— Но ведь я твой? — почему-то показалось, что это уже не так. Что сейчас Дана непроизвольно лишит меня самого главного — понимания, что я — её. Соль, вопрос прозвучал практически с надеждой на подтверждение. Но остановиться я уже не мог. Мне нужно это знать. Что бы она ни подумала — я всё равно без её ответа не выживу. Накручу себя, отдамся Альянсу, работороговцам, — да кому угодно, — просто не смогу бороться и дальше, если не буду знать ответ, и не вырванный в порыве страсти, а вот так — полученный прямо, на прямой вопрос. — Я же — твой?
Она шумно выдохнула и перевела мягким, практически ласкающим движением пальцы с моих губ на рабский ошейник.
— Ты — мой. Но вот от этого, — её пальцы скользнули вдоль края ненавистной полоски ткани, касаясь кожи и рождая под ней — и под тканью, и под кожей — волну жара, окатившую меня целиком, вызвав болезненный румянец на лице. — От этого ты должен избавиться. Сам. И не формально — это просто кусок тряпки, не более, а вот здесь, — её вторая рука коснулась моего виска. Дана легко и привычно, (привычно, Соль!), улыбнулась, запуская кончики пальцев мне в волосы. — Сам. Чтобы чьи-то слова не перечеркивали на корню твои собственные желания. Сделай это ради нас.
Я взял её руку, ту, что касалась ошейника, обеми ладонями, и со всей нежностью, на которую только был способен в этот момент, поцеловал каждый её пальчик. Её улыбка не погасла, а рука в волосах не прервала такую желанную ласку. И она смотрела на меня.
Смотрела, улыбалась и нежно перебирала мои волосы, не отнимая руку от поцелуев. Да, так бывает.
Не было безумной страсти, затмения сознания и потери контроля над чувствами. А чувства — были. Но они не пьянили. Отрезвляли.
— Я же — твой, — нет, меня не заклинило, это был не отчаянный вопрос, а утверждение.
— Да. Ты мой — кто?
Да, кто? Раб? Любовник? Защитник? Всё это вместе — и ничего из этого. Мало. Всего этого — мало.
— Любимый, — ответил я, поражаясь, откуда во мне столько наглости. Хотя нет, не наглости. Решимости.
— Да, — просто согласилась Дана. — Мой любимый мужчина любящей тебя женщины.
И я поцеловал её. Мою любимую и любящую женщину. Целовал нежно, легко, уверенно.
Я целовал.
Она целовала.
МЫ целовались.
Ощущая её губы своими, её руку в моей руке, её пальцы в моих волосах, я понимал теперь, что тоже умею быть счастливым.
Ведь сейчас я — счастлив.
ВАРИАНТЫ
Архивы Дэрека точно не здесь, но вот мои записи должны были остаться. Дэрек не любил работать в Столице, предпочитая секретность комфорту. Он вообще был помешан на секретности, неделями пропадал в своей лаборатории-бункере за контуром Столицы, забирая меня только на контрольные испытания очередного этапа. Может поэтому мы и прожили так долго почти нормально — на расстоянии легче смотреть на мужа через розовые очки.
Я вздохнула и посмотрела на Сита, сосредоточено перебиравшего на столе какие-то бумаги, аккуратно сдувая с них пыль.
В отжиг всё. Было, прошло, пережила.
Зато сейчас рядом со мной — любимый человек. Мужчина, которому я сказала о своих чувствах, глядя в глаза. О том,
