Сама же Мила тоже не искала с ним встречи, нет, не из гордости, просто не видела причин навязывать ненужное ему общение.
И все же ей было интересно, как он там. И потом, у Милы все еще хранился браслет его матери, что не давало ей покой. Она все никак не могла понять, почему этот подарок он до сих пор не забрал.
Однажды вернувшись домой, Милка застала отца посреди кухни с телефоном в руке. Он стоял к ней спиной и совершенно не заметил ее присутствия.
— Ты в своем уме, какое нахер «в порядке», какой нахер броник? Это приказ, Ракитин, возвращайся я сказал. Саша, отставить, там и без тебя достаточно профессионалов, Ракитин, мать твою…
Кажется, на том конце повесили трубку.
Отец обернулся резко, наконец обратив внимание на дочь.
— Папа, что происходит. Что он сделал?
— Мила, успокойся, все нормально, это просто очередное задание.
— И как долго он на задании? — Мила сделала шаг к Каину. А потом еще один, и еще…
— Почти месяц, — выдохнул отец.
— Жив.
— Относительно.
Она его точно убьет, когда он вернется и только пусть попробует не вернуться.
31. Все не так, как кажетсяСказать, что Мила была вне себя от злости — это ничего не сказать, но помимо этого в ее душе было жгучее беспокойство, а еще и обида. То есть он просто взял и уехал на очередное задание, да? Рискуя собой? Это было что? Вот как это назвать? Размазывая слезы, льющиеся по щекам, она заставила себя отвлечься. Не думать, как сильно она хотела увидеть Сашу, и как сильно желала его же собственноручно задушить.
Так прошла еще неделя, она буквально наседала на отца, чтобы тот хоть что-то ей сообщил, но он как рыба об лед молчал. Не получалось ни спать, ни есть, ни пить, ни учиться, ни жить в конце концов полноценной жизнью. Он все у нее отнял. Даже маломальский душевный покой.
— Дочь, успокойся, я ничего все равно сказать тебе не могу.
— Да почему?!
— Потому что это все не касается тебя, и потому что это является военной тайной, так что найди в себе силы собраться и не паниковать. Он не маленький мальчик, в конце концов, а состоявшийся мужик, который является руководителем в какой-то степени. Ты замуж выходила не за соплю! — было видно, что отец и сам был на нервах, а еще вечно на телефоне, но из него и слова не выдавить, как ни старайся.
В душе Милы разрасталась агония, она цепляла каждый сантиметр ее тела и заставляла задыхаться от волнения. О какой учебе вообще могла идти речь? Если она порой не могла и глаз сомкнуть, чтобы не увидеть во сне раненого Ракитина, а однажды он вообще ей приснился мертвый. Холодный. И эту ночь он ознаменовала худшей за всю свою жизнь, потому что, как оказалось, именно так она не плакала еще никогда. Сон был настолько реальный, что ужас плотно схватил девушку за шею и не отпускал до самого утра.
Всматриваясь в темноту сквозь распахнутое окно. Мила жадно глотала воздух и мысленно успокаивала себе тем, что отсутствие новостей — это тоже в какой-то степени хорошие новости. Было бы что-то плохое, ей бы уже сообщили…отцу бы уже сообщили, вернее.
— Если ты не начнешь есть, я положу тебя в больницу и подключу к капельницам, — однажды грозно прогремел отец девушки, не в силах больше смотреть на бледную тень, что осталась от дочки.
— Нормально все со мной, нет аппетита, — отмахнулась Мила, не в силах смотреть на еду. Взгляд ее блуждал где-то в окне.
— Детка, аппетит приходит во время еды, давай хоть чуть-чуть поешь, — мать пыталась сгладить острые углы, это понятно. Но прямо сейчас тут бесполезно было что-то сглаживать, тут все искрило от напряжения.
Есть и правда не хотелось, кусок в глотку не лез.
— Мам, я не хочу есть! Хватит меня заставлять уже, — срываясь на самом близком человеке, Багирова не выдержала, встала из-за стола и вышла вон. Наспех одевшись, она устремилась на улицу, где было в разы спокойнее, чем дома. Только надышавшись вдоволь, она уселась на скамейку и прикрыла глаза, вновь ощущая влагу, скользнувшую из-под ресниц.
— Ненавижу тебя, Ракитин. Ненавижу! Чертов эгоист!
Промямлила девушка бессвязно. В области сердца нещадно ныло, так сильно, что порой и дышать было сложно. Так нельзя. Нельзя так жить. Почему эти отношения приносили ей исключительно боль? Разве любовь не должна была подарить ей легкость, ощущение парения? А вместо этого на шее девушки плотным узлом затягивалась тесемка из проблем и недопониманий. Багирова ведь молодая, ей хотелось легкости, веселья, а не ощущения, что ты сейчас свалишься в пропасть, наполненную острыми пиками, что точно проткнут тебя насквозь.
— От любви до ненависти один шаг, Мил.
Сначала девушке показалось, что она бредит. Ну а почему нет, если спала она урывками, и то это нельзя было назвать полноценным сном. Затем она решила просто не реагировать на галлюцинации, но они прогрессировали. Кто-то обхватил ее руку и поднял с места, словно она ничего не весила.
Распахнув глаза, Мила практически проглотила крик. Ракитин. Это стоял Ракитин с перебинтованной левой рукой, на лице огромный синяк, из-за которого нос напоминал больше картошку. Всматриваясь в знакомые черты, девушка снова ощутила прилив слез. Так ребята и стояли, гипнотизируя друг друга. Не могли насмотреться, надышаться, их физически разделяли сантиметры, но одновременно и километры недопонимания, а еще миллиметры отчаяния. Оно плотным кольцом обхватило шею обоих и замкнулось в одной точке.
Каждый вздох приносил облегчение, приносил радость, а еще и покалывающие ощущения в груди. Первый всхлип вырвался из горла девушки, и Саша плавно толкнул ее в свои объятия.
Это было самое правильное, что случилось с ними. Самое верное, но такое болезненно-сладкое, что без слез никак не пережить. Мила и не старалась. В ней была такая примесь разных чувств, что даже для самой девушки такой микс становился взрывоопасным.
— Ну ты чего? Все хорошо, малыш, все хорошо, — обхватил ладонью голову девушки, шептал Ракитин. Он зарылся носом в распущенные волосы Багировой и впервые за долгое время раздышался полной грудью. Несмотря на боль в руке, несмотря на все проблемы, несмотря на то, что снова напортачил.
А ей хотелось столько всего сказать, столько всего прокричать, но вместо этого девушка обхватила мужчину покрепче, жадно вдыхая его запах. Когда первые эмоции сошли, стухли, она обхватила его лицо и обвела взглядом каждую ссадину. Взгляд скользнул ниже, цепляясь за перебинтованную руку.
— Не болит, — словно читая мысли девушки, прошептал Саша. Даже слегла улыбнулся, чтобы подбодрить Милу, но сейчас мало что могло бы ее взбодрить. Смотрелось скверно. Это факт, и оно точно болело.
