в неформальной обстановке — логичный первый шаг. Это поможет им избежать неловкости.
— То есть с тем, что твоя любимая — истеричка ты спорить не собираешься?
И Лада рассмеялась. Легко и как-то необидно.
Дом, в котором Лель провел детство, встретил его светом и радостью. На окнах цвели азалии. А пара подростков-табби устроила игру в догонялки прямо в холле, что привело маленькую княжну в неописуемый восторг.
Мама… была такой же нежной красавицей, как и всегда. Она так радовалась встрече, словно не было той ссоры отца и сына четыре года назад после которой ее ребенок почти не появлялся в их особняке. Назвала Ладу милой девочкой и накормила Хаят пирожным, рассказывая, как нужно заботиться о маленьких табби.
Рори оказалась прелестной табби редкого ума и обаяния — любимицей всей семьи, с которой в детстве играл сам Лель. Малыши у нее случались крайне редко, но все были, как мама — воспитанные, добрые, спокойные и не доставляющие беспокойства владельцам своими шалостями.
Увидев неучтенного ребенка, Рори схватила Хаят за кончик юбочки и под всеобщий смех препроводила в манеж для малышей, где было очень уютно среди бесчисленных подушечек и мягких игрушек. Княжну тотчас же облепила стайка ящерок, требующих внимания и ласки.
Идиллическую картину, когда взрослые пили мятный чай и болтали о каких-то пустяках, а абсолютно счастливый ребенок играл с табби в мячик разрушило возвращение Ратмира Эстерази. Совершенно неожиданное, к слову. Лель старался с родителем лишний раз не пересекаться.
И с ним пришла война, о которой присутствующие забыли на целую четверть часа.
Он схватил за плечи, подскочившую к нему жену и заикаясь, проглатывая части слов заговорил:
— Ветана, прорыв обороны. Княжеский дворец в руинах. А все, кто были там… они все мертвы. Вся княжеская семья, кроме Энираду. И Лель… Лель тоже был там.
Часть 21
Я, наверное, сошла бы с ума, если бы не надежда. Именно это иррациональное чувство спасло меня от безумия, в которое скатывались все, кто меня окружал. Даже князь, хотя он и казался мне несокрушимым, как скала.
Пальцы сами набирали код вызова.
Лель. Тридцать секунд ожидания линии. Сброс.
Лада. Тридцать секунд ожидания линии. Сброс.
Лель…
Лада…
Лель…
Меня держала на ногах абсолютная уверенность, что кто-то из них, или они оба живы, а с ними и моя дочь.
К тому, что осталось от дворца меня не пустили, а угонять военный авиабот — дело бесполезное. Он, в отличии от гражданских — штука сложная и пилота без соответствующего допуска даже с места не сдвинется.
С нами связывался Энираду. Даже что-то говорил. Про то, что я должна держаться. Ради него и ребенка, который скоро родится. Я кивала, не отрывая взгляда от панели коммуникатора. Этот разговор не имел смысла, в отличие от того, в котором друзья обязательно скажут, что моя девочка жива.
— Яра, посмотри на меня, — голос Раду был холодным и жестким. Я подчинилась. Потому что он почти никогда не говорил со мной так.
Наверное, в другое время меня бы испугали его бледность и злые слезы в глазах.
— Они живы. Просто не отвечают. Но ответят. Рано или поздно. Ответят.
— Яра, я не могу прилететь к тебе. Или забрать тебя. Это слишком опасно. Наш ребенок сейчас важнее всего. Потому что он — будущее Талие. И рисковать им нельзя. А эти сволочи заплатят. Они заплатят за все. За каждую жизнь. За каждый камень нашего дома.
Не знаю, говорил ли он тогда о мести или возмездии? Понимал ли, что это не весь Джаннат бомбил дворец? Не знаю. У меня не было сил задуматься об этом. Зато было важное дело — дозвониться до друзей, игнорируя тот факт, что на моем комме нет сети.
Входящий вызов обжег радостью и страхом.
— Хаят в порядке, — разорвал тишину крик Леля.
— Я знаю. Она же с тобой.
— Триста шестьдесят семь пропущенных. И это только у меня. Ты только успокойся. Ладно? Мы тебя ждем в особняке Эстерази.
Никогда поездка по столице не казалась мне столь мучительно долгой. Словно время замедлилось, и каждая минута стала вечностью.
В голову лезли жуткие мысли о том, что я сошла с ума. Что моя девочка не в безопасности рядом с Лелем и Ладой, а там среди дымящихся развалин дворца.
Весь ужас произошедшего липкой патокой окутал меня, не давая дышать.
По ступеням огромного особняка я бежала, спотыкаясь и падая. Но выделенное князем сопровождение все равно не успевало угнаться за мной.
Хаят сидела на низенькой диванчике в обнимку с маленьким табби. Ящерка дремала на коленях своей юной хозяйки смешно посапывая.
Ноги подкосились, и я начала оседать на пол.
— Мамочка? — испугано пискнула малышка, но Лель оправдывал звание верного рыцаря и подхватил на руки до моего падения.
— Мама очень устала, — сказал он спокойно. — Ей надо отдохнуть. А ты пойдешь с Ладой гулять в сад. Прямо сейчас.
Меня начала бить крупная дрожь. Видя это, подруга поспешно увела Хаят. И правильно. Незачем ребенку на это смотреть.
Слезы лились градом, притупляя страх и боль сегодняшнего дня. А Лель, продолжая держать меня на руках шептал что-то утешительное.
В себя я пришла, наверное, через четверть часа после третьего стакана воды, который скорее разливали, чем позволяли мне напиться. Руки тряслись у нас обоих.
Я попросила список погибших. Друг лишь покачал головой.
— Не нужно тебе это сейчас. Еще один выкидыш…
Слова повисли в воздухе. Да, технически это была моя третья беременность. Но во второй раз я даже осознать ничего не успела. Шестнадцать дней всего. Это не стало для меня шоком или трагедией. Такое, просто, случается. Проза жизни.
Раду очень переживал. Потому что чувствовал некоторую вину. Хотя за что? Он был ранен. Да, это выбило у меня почву из-под ног. Стресс, работа на грани человеческих сил… произошедшее было закономерно. Но мой муж отчего-то не желал с этим смириться.
Эта беременность проходила тяжелее, чем первая, но угрозы для ребёнка медики не видели. Хотя, в чем-то Лель прав. Усугублять не стоило. Однако, не спросить о тех, кто был со мной последние годы практически неотлучно — все равно, что предательство.
— Кто-то из наших жив?
Ответ я прочитала в болезненной гримасе, исказившей красивое лицо друга.
— Я просил Данну поехать со мной. Но она не захотела. А Ладка вот сама попросилась. Сказала, что тебе сегодня не нужна.
— Как ты?
— Не всем везет в любви. У меня есть мой долг
