— стал объяснять Саша, — у тебя плавки какого цвета? Правильно, красные. А кто на красный цвет реагирует? Правильно, бык. А чем сом хуже быка? Правильно, ничем. Сом — это речной бык. И как только ты в своих красных плавках окажешься в воде, то он тут же на тебя и накинется. Так что тебе никак нельзя. Придется тебе, Гоша, вместо него.
Глеб испуганно вытаращился на Сашу.
— Ничего подобного, — вступился в разговор Василий. — Я, как старый рыбак, скажу вам, что у сома зрение развито слабо, он вообще видит только силуэты, так что красные плавки или чёрные — ему всё равно. А вот обоняние у него развито очень хорошо. И если кто–то пахнет рыбой, то сом уже тут как тут.
— Да, Глеб, — подхватил и Гоша, — чего это от тебя рыбой всё воняет?
— Так утром заставили окуней чистить, бабушка собралась уху варить, — стал оправдываться мальчик.
— Ну тогда на тебя точно нападут, — заключила Катя, — и плавки у тебя красные, и рыбой ты пропах. Чего ещё желать сому на обед? Но с другой стороны, если сом схватит тебя, то до нас ему уже точно никакого дела не будет, должен наесться. Так что давай, Глебушка, плыви первым.
— Да вы что, ребята, — распереживался Глеб, — я не полезу в воду, я лучше пешком пятнадцать километров до моста пойду.
— Да ладно тебе, — улыбнулась Катя, — я же пошутила, никто тобой не собирается жертвовать, мы тебя в обиду не дадим. Давайте, я поплыву.
— Всё, Сашка, хватит подначивать, — сказал Гоша, — у тебя у самого от носков постоянно несёт. Я поплыву, я самый старший, и эту рыбу не боюсь. Всё, давайте переправляться. Глеб, привязывай верёвку.
— А я читала, — вдруг подала голос Оля, — что быки вообще не отличают красный цвет, они — дальтоники, и раздражаются они не от того, что плащ тореадора красный, а от того, что у них перед носом им размахивают.
— Вот и проверим на Бодуне, — решил Гоша, — а пока до него нужно ещё добраться.
(Надо сказать, что соседи у Гоши и Кати держали трёх коров и одного быка. Бык был весьма крупный и с несносным характером. И если бодливой корове бог рогов не даёт, то с этим быком у Создателя явно получилась промашка. Бык бодал всё, что подворачивалось под руку, то есть под рога, исключение составлял только его хозяин. По молодости бык так вообще постоянно бодал старый дуб, росший на конце их участка, но дуб был крепок и молодому задире был не по зубам, то есть не по рогам. Понабивав себе шишек и поняв, что не всё и не всех можно пободать в этом мире, бычок переключился на других. Его и звали поэтому Бодун. Уж сколько раз на него жаловались (бык был силён и частенько обрывал привязь, а после разгуливал где хотел, и творил, что хотел: то огороды перетопчет, то изгородь поломает, то с собакой подерётся, а то и раз за дядей Сеней припустил, тот еле успел в сарай заскочить и просидел там потом, бедный, целый час, пока быку не надоело его дожидаться, и тот не отправился восвояси; один раз даже полицию к нему вызывали, это когда он с автолавкой подрался), уж сколько раз его грозились пустить на мясо, но высшие силы быка хранили. Единственное, что хозяин смог сделать, так это, отправляя быка пастись на луг, сажал его теперь на цепь, прикреплённую к железному штырю, вбитому на два метра в землю, да еще и забетонированному на полметра. Сколько бык ни дёргался, освободиться от оков больше не удавалось.)
Итак, Саша с Гошей расположились на двух связанных камерах, пристроили моток верёвки, переломили пополам один шест и взяли с собой — мало ли что, а так два копьеца есть, можно и поотбиваться от нападающих (как вы понимаете, под нападающими конечно же подразумевался исключительно сом) — и отплыли от берега, загребая дощечками как вёслами. Ширина реки в этом месте была невелика — метров сорок, и ребята скоро оказались на другом берегу, правда их немного снесло вниз. Нашли толстый ствол, обвязали вокруг него верёвку, и Гоша, держась за натянутую над водой верёвку, отправился обратно. Вначале он переправил всех девочек, потом Глеба, Сашу с его мотором, последним оставался Василий.
— Уф, — выдохнул Гоша, — выбравшись на берег к Василию, — сейчас передохну немного, и поплывём. А ты пока верёвку отвязывай.
Василий отвязал верёвку от дерева, уселся в камеру (камеры обмотали со всех сторон так, что получалось что–то похожее на плетёное сиденье внутри) и стал ждать Гошу. Теперь им предстояло подтягивать себя к другому берегу руками, это конечно труднее, чем просто перебирать по натянутой верёвке, но легче, чем загребать дощечками. Ребята начали переправляться. На другом берегу их тоже подтаскивали за веревку. Так что от скорости за камерами образовался маленький бурун, к тому же еще и конец верёвки свесился в воду. И тут довольный Василий запел, отстукивая ладонью по камере:
Как от берега на стрежень,
На простор речной волны
Выплываем вместе с Гошей,
Сохранив свои штаны.
— А что это за нами два буруна вместо одного? — не понял Гоша, оглянувшись.
— Ну у нас же две камеры, значит и два буруна должны быть, — объяснил Василий.
— Так у нас камеры одна за другой плывут, и бурун должен быть один — не согласился Гоша, — а рядом с нашим буруном ещё образовался.
Тут непонятный бурун исчез, потом вдруг резко дёрнуло камеры, верёвка под водой натянулась, и что–то, вцепившееся в неё под водой на полной скорости устремилось вверх по реке.
— Эй! — заорал Василий. — Нам в другую сторону, разворачивайся!
— Ты что, с ума сошёл? — прикрикнул на него Гоша. — Ты кому это орёшь?
— Я не с ума сошёл, — сообщил Василий, — я сома нашёл, вернее он нас. Ему и ору.
Ребята были уже на середине реки, но камеры потащило не в сторону берега, а в сторону их деревни. В любой другой ситуации прокатиться с таким ветерком до своего дома было бы весьма неплохо, но на берегу их ждали ребята, да и подводное чудище весьма ненадёжно, кто его
