нему, ждала его внимания, его чувств и… боялась. Боялась всего — а вдруг я опять ошибаюсь, а вдруг он не такой, каким кажется?.. А вдруг… а вдруг… а вдруг…
Кстати, я рассказала ему о том, что такое конфетно-букетный период, и он так смеялся, что, казалось, побелка со стен в моей кухне вот-вот начнёт осыпаться.
А я смотрела на его смех, на улыбку, на то, как красиво светлые волосы отлетают от лица, когда он при новом приступе смеха откидывал назад голову, и любовалась. Почему Люка показался мне при первой встрече бледным и невзрачным? Странно. Он был очень красив, а особенно — когда улыбался. Или вот так смеялся.
— Слушай, обычаи твоей родины какие-то невероятные, вообще не понимаю, как люди такое могли выдумать? Но интересно! Почему с тобой не работают наши маги? Ты же много знаешь полезного, правда?
Я опустила глаза, пожала плечами:
— Знаю, конечно. Просто время ещё не пришло. Потом, попозже.
Он не стал спрашивать больше, и я была благодарна за это.
Я была невероятно счастлива и чуточку, совсем немножко, позволяла себе мечтать о счастье будущем.
Но опять вмешалось то, от чего я пряталась, чего боялась, но встреча с чем была неизбежна. И даже необходима. Со страхом, с внутренней дрожью ужаса я ждала этого с каждой секундой приближающегося момента.
Будь Люка магом, всё было бы по-другому, но мы оба были простыми людьми…
Я сдала смену и вышла из будки стюардов, Люка снова меня ждал . Улыбнулся своей обаятельной сверхголливудской улыбкой и подставил локоть.
— Добрый день, экси-стю. Прошу вас.
— Благодарю, — я улыбнулась в ответ, правда, слабо, и ухватилась за предложенную опору. Она была как нельзя кстати — выпал первый снег, покрыл тонким слоем всё вокруг и немного скользил под ногами. Но это было лишь начало: мне предстояло трудное — объяснить Люке, что временно нам нужно прекратить наши встречи. Поймёт ли он правильно? Захочет ли понять?
В молчании мы пришли к моему домику. Я нервничала и подбирала слова. А Люка будто чувствовал моё состояние и поглаживал мёрзнущие пальцы, что лежали на его предплечье, и я не могла ровно дышать из-за этих лёгких прикосновений и понимания — это нужно прекратить, остановить. И уцелеет ли то хрупкое, что установилось между нами?
Дошли. Я прижала руку к двери, открывая запоры, обернулась к мужчине, чтобы поблагодарить за то, что проводил, и прямо сейчас попросить больше не делать этого. Хотя бы какое-то время. Но его неловка и смущённая улыбка не дала мне даже открыть рот.
— Зоэ, я хочу тебе кое-что сказать, — глянул неуверенно, и мне показалось, что и голос дрогнул. Ёкарный бабай! Ну вот, кажется, и всё, кажется, и не нужно ничего говорить, сейчас сам всё скажет! Такое облегчение и такая боль одновременно — сейчас прервётся моё счастливое неведение, он сам скажет, что всё закончено.
— Да, конечно, проходи, — и я обречённо распахнула дверь.
Люка привычно помог мне снять мантию, снял свой плащ и обул ставшие ему родными вязаные тапки.
— Это смешно, — он поднял взгляд от своей нелепой обуви, — но пусть это будет такой обычай, хорошо?
Я пожала плечами — не знаю, пусть.
— Присядь, — попросил он и провёл меня к ближайшему стулу.
Я присела, сцепила руки в замок, плотно сжала зубы.
— Зоэ! Призываю в свидетели небо и землю, — начал он торжественно, а я вдохнула и забыла выдохнуть, — стихии и людей и прошу принять от меня это кольцо.
И он низко поклонился и протянул мне на раскрытой ладони массивный перстень. Я спрятала руки и испуганно глянула на него.
— Что это?!
— Я зову тебя в жёны, Зоэ!
У меня внутри всё похолодело. Оп-пачки-очки-тапочки…
Потёрла глаза. Наконец выдохнула и глянула в два лучистых серых омута, в это счастливое, улыбающееся лицо.
— Люка.
Прокашлялась — голос внезапно сел.
— Если я возьму сейчас это кольцо, то… это будет нечестно. Нечестно по отношению к тебе, к твоей семье. Я… не могу.
Не могу. Хочу! Но не могу.
Я смотрела на него и пыталась понять, понял он меня или нет. Но он просто смотрел на меня, будто не слышал, а только готовился что-то услышать.
— Давай немного подождём, — я вложила в слова всю глубину своей боли и страха.
Но на лицо Люки наползла горькая усмешка, он медленно разогнулся и долго молчал. Смотрел на меня и ничего не говорил.
— Прости, пожалуйста, — я едва не плакала.
Я собственными руками рушила то, на что даже надеяться не могла.
Он только качал головой отрицательно и всё смотрел на меня, смотрел и молчал.
— Это из-за Клайвера, да? — спросил тихо, а потом всё громче с каждым словом: — Из-за него, да? Я тебе не подхожу? Я не герцог и никогда им не стану, да?
Я резко встала и отрезала:
— Нет! Ваши дурацкие титулы тут ни при чём. Дело в другом!
Он смотрел и горечь на его лице становилась всё сильнее. Я сам невольно скривилась, будто горько было мне.
— А! Я не маг? А удивительной экси-стю из другого мира нужен маг. Так ведь? Всегда брата любили больше, носились с ним, окружали заботой. А почему? Потому что он маг! Учёба, потом служба — ведь он же одарён! А я полжизни занимался его герцогством, ничего, кроме этого, не знаю и не умею! Я выслушивал все его проблемы, жил его жизнью. И даже девушка, которая мне нравится, любит его. Ну скажи, что я не тот, кто тебе нужен! Что тебе нужен Клайвер, потому что он маг, а я никогда не стану им!
Он сжал кулак с кольцом так сильно, что кожа на костяшках натянулась и побелела.
— Не надо, — сказала я тихо, сдерживая внутреннюю дрожь. — И брат твой тут ни при чём. Если ты такой, каким кажешься, — я всё смотрела в его лицо, смотрела, пытаясь понять, о чём он думает, — я стала бы твоей женой, даже если бы ты был нищим. Но дело не в этом. Мне нужно сначала разобраться со своими проблемами. И пока… пока я их не решу, не имею права соглашаться на твоё предложение. Нельзя.
— Почему нельзя? Нет таких проблем, что невозможно решить! Если ты согласна, я всё преодолею!
— Это мои
