Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
на его шевелящиеся губы с запекшейся черной кровью.
– Так вот, говорю вам – на мне вина! Так и запишите, мол, запугивал Илюшку, угрожал, опаивал, гипнозом воздействовал! Так и запишите: ни при чем он! Мой эскиз почти завершен, на глаза-то гляньте – как живые вышли! А пока околоточные прибегут, Илюшка остальное закончит. А там уж хоть трава не расти. Ему неделя на работу надобна, чтобы эскиз на стену перевести да мозаику выложить, хоть в кандалах, хоть без. Тело-то мое уже готово, а головы толком не было. Все, все на себя беру, господин начальник! Мне ведь жить осталось от силы месяц! Ежели до суда дотяну, то во всем признаюсь, все доказательства своей вины выдам. Глаза-то вон они, в банках, под сеном. И вам благодарность скажу, что, мол, нашли меня, обезвредили! Договорились? А теперь все на этом, мальчишке работать надо.
Старик замолчал, повернул голову в сторону сына и замер, глядя на того добрыми, любящими глазами.
Глава 26
Здание Министерства внутренних дел блистало и сияло изморозью в лучах яркого зимнего солнца. Все вокруг было белоснежным и праздничным от свежевыпавшего снега. Фонтанка была крест-накрест исчерчена тропинками, и везде царило ощущение бодрости, оживления и приближающегося праздника. В кабинете министра тоже было непривычно людно и шумно – начальник сыска привел с собой на доклад не только двух своих помощников, но и всю команду Муромцева в полном составе. Собравшиеся долго представлялись и здоровались, рассаживались за массивным лакированным столом, бесконечно передвигая стулья, и наконец разместились. С одной стороны Будылин с Щекиным и Ларсеном по правую и левую руку, с другой стороны – Муромцев, отец Глеб и подстриженный, а также причесанный по торжественному случаю Барабанов. Во главе стола, сверкая орденами, председательствовал градоначальник, который в отсутствие министра, как его товарищ, с большим успехом исполнял все надлежащие функции.
Дождавшись, пока утихнут все шорохи и вздохи, он еще раз окинул взглядом всю компанию и негромко начал:
– Первым делом позвольте поздравить вас, Иван Дмитриевич, с хорошо проделанной работой. Услужили, крепко услужили. Господин министр и даже сам государь с теплотой отзывались и благодарили за избавление от душегуба. Думаю, что дело с финансированием нового сыскного отдела можно считать решенным.
Будылин, являя собой саму благодарность, встал, поклонился и, прижав руку к сердцу, высказал самые пламенные заверения в верности делу безопасности империи и государю лично. Но когда садился на место, утирая платком патриотическую слезу, то не удержался и заговорщицки подмигнул Муромцеву.
– Ну а теперь, – продолжил градоначальник, вновь дождавшись тишины, – признаюсь, мне было бы весьма интересно услышать настоящую историю разгадки преступления из первых уст. То, что можно прочитать об этом деле в газетах, признаться, больше похоже на мистический роман. – Он взял со стола газету и продемонстрировал собравшимся ее передовицу, набранную крупным шрифтом: «Полицейские-спиритисты разгадали загадку энского маниака при помощи духов». Тут же была напечатана возмутительная, не относившаяся к делу фотография, изображавшая экзальтированный спиритический сеанс. – Что же, Роман Мирославович, утолите же наконец наше любопытство, прошу вас.
Муромцев, с трудом сдерживая подступившую к ушам краску, повел широкими плечами, усаживаясь поудобнее за столом, переглянулся с Будылиным и, раскрыв перед собой исписанные убористым почерком страницы рапорта, принялся за рассказ:
– Итак, ваше высокопревосходительство, господа, энский маниак арестован. Как вам уже известно, им оказался небезызвестный художник Волгарь-Окский Зиновий Ильич, который действовал при помощи своего родного сына Ильи.
– Я знаком с его картинами, – удивленно поднял брови градоначальник. – И до сих пор не могу взять в толк. Художник он очень крепкий и обстоятельный, государственного и весьма патриотического склада. Неужели вышло, что он убийца?
– Действительно, Волгарь-Окский известен прежде всего портретами чиновников и генералов, – согласился Муромцев. – А в прошлом году, во время визита в Энск, его отметил сам государь. Императору пришлась весьма по душе его старая миниатюра «Народ приветствует губернатора», изображающая встречу энского губернатора с жителями города сразу после вступления в должность семь лет назад. Государь пожелал, чтобы миниатюру воссоздали, на этот раз в виде большой мозаики на стене здания энского Дворянского собрания. Губернатор поручил выделить немалые средства на этот государственный проект, заказанный наивысшим руководством, а за управление взялся сам Зиновий Ильич вместе со своим сыном – специалистом по мозаике. Правда, старый мастер умолчал перед губернатором об одной важной вещи – своем недуге. Уже много лет Волгарь-Окский страдал от застарелой чахотки и работал с трудом. Болезнь медленно убивала его, но последняя возможность проявить себя перед самим государем не давала ему покоя, и он лихорадочно принялся за работу. И все бы шло неплохо, но через короткое время чахотка и нервное перенапряжение сыграли свою роль, и со старым художником случился удар, а после еще один, после чего он оказался прикованным к инвалидной коляске. К этому времени часть мозаики уже была закончена, и пришла пора переходить к работе с натурщиками, но старый мастер был неизлечимо болен, и высочайший заказ оказался под угрозой срыва. Из-за недуга и нервного перенапряжения, вызванного страхом подвести государя, рассудок его помутился, и старик нашел чудовищный способ закончить свою работу…
– Позвольте, это что же у вас получается, что головы рубил парализованный старик? – Градоначальник нахмурился и сцепил пальцы, выжидающе глядя на Муромцева. – Звучит не вполне правдоподобно.
– Конечно же, нет! Волгарь-Окский, безусловно, главный виновник произошедшего, но преступления он совершал чужими руками. Однако обо всем по порядку. – Муромцев жестом осадил Ларсена, готового тоже задать свой вопрос. – Как я уже говорил, в этой трагедии существует еще один персонаж, старший сын художника Илья. Юноша невротического склада, с сильно расшатанной психикой, находящийся в полной зависимости и под огромным влиянием тиранического отца. Когда стало понятно, что искать натурщиков и рисовать эскизы для мозаики придется Илье, старый художник пришел в ярость. Он совершенно не доверял сыну и всячески его высмеивал, а все эскизы, довольно неплохие на мой непрофессиональный взгляд, отвергал и критиковал, выдвигая неосуществимое требование – чтобы все натурщики были досконально похожи на тех, с которых он писал оригинальную картину семь лет назад. Особенно ему не нравилось, как у Ильи выходили глаза, он называл их лишенными жизни и души. Сын пытался угодить безумному деспоту, но для него, заики и невротика, задача по поиску подходящих натурщиков оказалась непосильной. А отец все продолжал свое: «Без души вышло, пусто, мертво, не похоже…» Тяжело сказать точно, когда и как именно это произошло, однако в один из дней во время особенно злобной ссоры Зиновий Ильич в запале сказал сыну роковую фразу: «Не
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 53
