парада, казались кающимися грешниками. Несмотря на полумрак, жара здесь ощущалась сильнее, было влажно и пахло старым деревом. Случайные посетители выворачивали шею, стараясь прочитать выбитые на стенах имена епископов или полюбоваться люстрами, свисающими с расписанных фресками потолков. Центральный светильник спускался на цепи из-под самого купола и бросал скупой желтоватый свет на ковровые дорожки, выложенные вдоль прохода. Скамей не было – их заменяли расставленные рядами стулья. Рубен сел на задний ряд и стал снимать туфли – находиться в храме без носков показалось ему неприличным.
Пожилой священник задержался у алтаря и зажег высокую свечу, поставленную в чашу с песком. Туристы парами постепенно покидали храм, и Рубен, успевший натянуть носки и обувь, остался один на один со священником, продолжавшим зажигать свечи. Колокол перестал звонить, но тишина была не мертвой, а, наоборот, живой. Это была тишина биения крови в ушах, тишина копошащихся воспоминаний, стремящихся, чтобы их вытащили на поверхность.
Когда же он последний раз спал больше пары-тройки часов подряд?
Священник продолжал зажигать свечи одну от другой.
Рубен перекрестился.
В Париж он прилетел несколькими днями ранее из Афин, где жил три года с момента, как все-таки нашел Аво. В восьмидесятом году они вместе вылетели из Штатов и прибыли в Афины для короткой полночной беседы. Около терминала их ждали четверо мужчин на двух машинах. Эти люди составляли ближайшее окружение Акопа Акопяна: Сурик, занимавшийся приобретением оружия, Хамик, главный отмыватель денег для организации, Затик, специалист по взрывчатым веществам, и Мартик – он был ответственным за место, куда позже доставили Аво. Все вместе они были известны в организации как «Четыре Ика» – Сурик, Хамик, Затик и Мартик. Поговаривали, что пока остальные члены АСАЛА были вынуждены ютиться в трущобах и брошенных складах на окраинах городов, каждому из четырех «Иков» были выделены двуспальные апартаменты в многоэтажном роскошном доме в процветающем пригороде Афин Палео-Фалиро.
Слух, впрочем, был правдив лишь наполовину. В целях предосторожности «Четыре Ика» жили в разных домах, причем только три из них можно было назвать роскошными. Окна там действительно выходили на синие воды залива Фалерум. Сурик, Хамик и Затик жили там вместе со своими женами и детьми. Даже в суете и грохоте терминала прибытия они выглядели загорелыми и вполне счастливыми. Никто из них и не думал отказываться от поручения – своего рода «развозки гостей», чем парни не занимались со времен начала их работы на Акопа Акопяна в Алеппо. Да тут и не откажешься. Во-первых, они знали о возросшем недоверии Акопяна к другим участникам организации, а во-вторых, «гости» были непростые – «протеже», как называл Акоп Акопян Рубена, и предатель.
Четвертый «Ик», Мартик, жил отдельно от всех, в деревне и без семьи. Той ночью он ждал в водительском кресле одной из машин.
На первый взгляд, ошибиться в братьях мог только полный идиот. Все «Четыре Ика» знали, что тот, кто подставил организацию в Лос-Анджелесе, обладает огромным ростом. Так и было – предатель сложился внутри автомобиля, словно булочка в голодном рту. Но было что-то странное в его поведении: громила спокойно изогнул свою сросшуюся бровь, словно его пригласили на дружескую встречу, а в глазах его мерцал огонек. Как потом рассказывал Затик, сидевший сзади, приставив к большой лысой голове пистолет, парень таращился в окно, словно турист, что приехал поглазеть на достопримечательности: магазины под навесами, церкви, дома, балюстрады, неподвижно застывшие лодки в заливе… Он был предателем, но все же в его облике сквозила какая-то невинность.
– Мы было подумали, что неправильно поняли слова Акопа, – сказал позже Затик Рубену. – Это ты вел себя так, словно и был главный пакостник.
– Верно! – подхватил Сурик. – Рубен был похож на енота, которого застукали в мусорном ведре, – такой же маленький, нервный и трясущийся.
– Плечи трясутся, и глаза из стороны в сторону бегают, – добавил Хамик.
Едва Рубен оказался в машине, он так резко дернулся в сторону Сурика и Хамика, что у него с носа свалились очки.
– Ты должен благодарить каждого бога, какой только ни придуман людьми, – смеясь, говорил ему Хамик. – Уж не знаю, как это все получилось, но ты нам обязан тем, что не оказался в автомобиле Мартика. Представь, что могло произойти, если б мы облажались? Взяли бы предателя с собой в Палео-Фалиро, угостили бы его пахлавой, выпили бы узо. А наш маленький «протеже» прямиком отправился бы в гости к Мартику!
Когда оба пассажира были усажены, автомобили газанули. Сначала они двигались по одному пути, и двигались так, что из того, что шел позади, были видны красные стоп-сигналы первого. На юг, на юг от аэропорта… Затем на светофоре одна из машина пошла прямо, а другая свернула налево.
– Благодари бога, причем какого угодно, – повторял Хамик. – Благодари любого бога, что ты сел в правильную машину.
Рубен и в самом деле был благодарен – и Богу, разумеется, но еще и Акопу Акопяну, который поверил ему, который разрешил ему вернуться в организацию; но, конечно, не меньше его признательность распространялась на Сурика, Хамика и Затика, ведь они встретили его, как члена семьи…
Рубен сделал еще один глоток из бутылки. Судя по всему, придется еще раз наведаться в магазин на обратном пути. Иначе снова начнутся проблемы, с которыми он столкнулся в последнее время, – жжение в ушах, потливость рук, подергивание век, сдавленность в горле… Они возникали, как только он вспоминал «Иков». Кокаин и спиртное, помогавшие «Икам» в работе, только усугубляли его состояние, поэтому Рубен отказался от всего, кроме сигарет и яблочного уксуса, о действии которого он как-то раз прочел в библиотеке, стыдясь посторонних глаз.
В церковь проник луч света. Дверь распахнулась, и в храм ворвались уличные звуки. В проем влетел юноша лет пятнадцати. Он мигом преодолел проход, едва не зацепив ковер, и стал перед алтарем в тот самый момент, когда дверь снова затворилась. На голове юноши была шапочка служки, которую он то и дело поправлял, пока разговаривал со священником. Тот уже начал песнопение, но, чтобы расслышать мальчишку, замолк. Затем он что-то прошептал юнцу, и тот быстро исчез в незаметном потайном помещении сразу за фреской. А через некоторое время вышел, облаченный в красно-белое одеяние. Шапочка исчезла. Паренек уже не столь возбужденно, но все еще со следами недавнего испуга приблизился к Рубену и сказал ему по-французски, что время для туристического посещения собора закончилось.
– Дай мне еще пять минут, – попросил его Рубен по-армянски.
Мальчик обернулся назад, но священника уже не было на месте.
– Вам следует
