— жизнь. Не так ли? Если вы закончите первым, вас — по желанию — расстреляют или вздернут.
— А если вы опростоволоситесь, то вам отрубят голову?
Император протестующе фыркнул, надменно заложив руку под жилет.
— Наполеон не знает поражений!
— Но мы должны биться в одинаковых условиях.
— Давайте договоримся так, — Наполеон задумчиво поскреб под жилетом. — Поскольку поражение в русской кампании для меня хуже смерти, то, в случае вашей победы на ложе любви, я немедленно прикажу моей армии оставить Москву. Надеюсь, вас это удовлетворит?
— Вполне! Когда начнем?
— Теперь же, если вам не терпится.
— К чему откладывать? На женщин у меня постоянный аппетит.
— Я тоже не жалуюсь. Не думайте, что вы один такой прожорливый.
— Опомнитесь, мон сир! — вмешался Коленкур, взволнованно заламывая руки. — Всему миру известно, что ваша единственная страсть — это война.
Наполеон сделал строгое лицо.
— Запомните, Арман, война это больше, чем страсть. Это любовь до гроба! А что касается страстей, то вам ли не знать о моих альковных запросах… — Император взял обершталмейстера за ухо. — Признавайтесь, сколько раз в сутки вы бегаете к мадам Сисико за девочками для меня?
— А-а… сколько? — испуганно переспросил Коленкур.
Наполеон трижды дернул его за мочку уха.
— Ну! Сколько?
— Э-э… не менее трех раз, мон сир.
— Вот! И не надо писать в мемуарах, что ваш император раньше пел в ватиканском хоре мальчиков.
— А я и не писал, мон сир, — обиделся Коленкур.
— И на том спасибо. Ну — ну, не надо делать такую кислую мину! У меня от нее скоро будет изжога.
— Тогда отпустите, пожалуйста, мое ухо, сир…
— Какой же вы у меня ранимый… — Наполеон потрепал его за щеку. — Выше голову, мон шер! За вашу исключительную преданность я, быть может, все — таки дам согласие на ваш брак с Гиеной де Козлини. Хотя я всегда был против женитьбы на разведенных. А кроме того… что это за имя такое — Гиена де Козлини!
— Вы вечно путаете, сир. Ее зовут Адриенна де Канизи.
— Не многим лучше! Месье Ржевский, как вам эта Адриенна?
— Пардон, я, кажется, не имел удовольствия с ней переспать.
— Я говорю об имени.
— Для постели — так все равно, — рассудил поручик. — Но вообще — то уж больно на гангрену похоже.
— Слышали, Арман? Разведенная, раз, гангрена, два…
— Это дело вкуса, мон сир.
— Прошу прощения, синьоры, — не выдержал поручик, — я дождусь, черт побери, обещанной мне женщины или нет?!
Наполеон, казалось, и сам был рад оборвать затянувшийся спор.
— Не испытывайте мое терпение, Арман. Скорее отправляйтесь к мадам Сисико!
Коленкур надулся.
— Это обязанность Констана, сир. Я обершталмейстер, а не камердинер.
— Какая разница? Считайте, что я послал вас в конюшню за лошадками.
— Может, лучше послать в Париж за Жозефиной? — заносчиво выпалил обершталмейстер.
В глазах Бонапарта засверкали молнии.
— А вы неплохо бы смотрелись в роли придворного шута, Арман! Ступайте, куда вам велят. Пусть мадам Сисико приведет сюда двух красоток. Одну — мне, другую — Ржевскому.
Коленкур церемонно наклонил голову, но не тронулся с места.
Наполеон топнул ногой:
— Ну, что еще?
— А ваш личный доктор, мон сир? Вдруг во время дуэли что не так…
— Что не так? — прошипел император, испепеляя его взглядом. — А так — это как?
— Ваша недавняя простуда…
— Мат твую эфиоп, что вы себе позволяете! — в истерике вскричал Наполеон, и его словно прорвало: — Я здоров как бык! Мне не нужны пилюли и примочки! Я за одну ночь могу употребить всех парижских кокоток от Лувра до Версаля! Всех до единой! Туда и обратно! И обратно их туда же. И вашу жену, если угодно, и жен детей ваших. И всех сестер вашей жены и дочерей с племянницами. И всех их за одну ночь! Слышите вы? За одну ночь!! Где моя шляпа?
— Не знаю, сир.
— Вы ничего не знаете! Тогда отдайте вашу.
Сдернув с него треуголку, Наполеон швырнул ее на пол и стал топтать обеими ногами.
— Знали бы вы, несчастный коленкуришка, каков я в пеньюаре… тьфу!.. то есть в беньюаре… нет, не в беньюаре, а в будуаре! в постели, черт возьми! — кричал Бонапарт, брызжа слюною, как картечью. — Зачем мне Луакре? Он не в состоянии вылечить меня даже от насморка! У него самого — с детства неопущение яичка. Как будто это так сложно — взять и оттянуть его книзу. Как гирю на часах… Вы этого не знали, а? По лицу вижу, что знали. Что же вы ему тогда не помогли?
— Но я же не доктор, мон сир.
— Ах, вы не доктор. Эфиоп твую мат! А кто доктор? Луакре — доктор? Великий укротитель пиявок! Что он еще умеет, кроме как пускать кровь? Это и я умею. Только он — кому придется, а я — всему миру!
— Он еще ставит клизмы…
— Браво! Вот оно — пагубное влияние творений маркиза де Сада. Пусть Луакре отныне ставит клизмы сам себе! Три раза в день и непременно после еды. Подготовьте декрет — я подпишу… — Наполеон устало опустился в кресло, вытирая вспотевшее лицо. — А впрочем, зовите, кого хотите, — проговорил он, вяло махнув рукой. — И не забудьте про барабанщика.
Коленкур разинул рот.
— С барабаном, мон сир?
— Нет, с русской балалайкой! Идите, идите, мон шер, я устал от ваших глупых вопросов.
Расстроенный обершталмейстер, подобрав свою истоптанную шляпу, поплелся из зала.
Наполеон посмотрел на Ржевского:
— Как вам это нравится, месье? Суета сует! И так — каждый день. Во истину, судьбы мира вершатся не на полях сражений, а на императорском ковре…
Ржевский напряженно молчал. Его сейчас ничто не занимало, кроме мыслей об обещанной ему женщине и судьбе Москвы.
Упомянув об императорском ковре, Наполеон вдруг тоже вспомнил о женщинах и, не откладывая, распорядился привести место дуэли в надлежащий вид.
Пажи быстро образовали на полу два низких ложа, на расстоянии пяти шагов одно от другого, и, взбив подушки, пристроили их в изголовья.
Глава 55. Куртизанки генерального штаба
В зал вошел рослый гвардеец с огромным барабаном через плечо.
— А-а, привет, Люка, — тепло поздоровался с ним Наполеон. — Как твоя пупочная грыжа?
— Благодарю, мон сир, гораздо лучше.
Барабанщика звали Этьен и у него была не грыжа, а геморрой, но он не посмел об этом даже заикнуться.
— Зачем нам барабанщик? — спросил Ржевский.
— Отбивать ритм.
— Я и так не собьюсь.
— Мы должны двигаться одновременно.
— А вы как предпочитаете: не торопясь или побыстрее?
— Разумеется, по — французски!
— Это как?
— В темпе «Марсельезы».
