Но уже было поздно отступать, поздно трусить. За моей спиной стояли мальчики, готовые помочь в любую секунду; в этой битве я не останусь одна.
Леди Жианна что-то писала, но тут же подняла голову, едва мы вошли. Отложила карандаш, приветливо обратилась к нам:
- Что-то случилось?
- Я всё знаю, - ответила я ей, ощущая, как участилось дыхание, - хватит обмана, мама.
Её взгляд изменился: из доброжелательного и кроткого стал жестким и сосредоточенным, так хорошо мне знакомым. Она поднялась, и тут же сдёрнула с себя облик госпожи замка, представ в том облике, который я знала.
- Почему ты всегда была такой покладистой и послушной, и только здесь стала чудить? – в её голосе послышалась усталость.
- Может, потому, что ты переступила все границы? – мой голос звучал твёрдо, чему я была ужасно рада, - ты до сих пор считаешь, что правильно поступила со мной?
- Конечно! – всплеснула руками она, - ты выполнила то, что я задумала, София. Будущая корона Пиллори, кронпринц Адриан, – она немного отклонилась и заглянула мне за спину, - разве вы не очарованы моей дочерью?
- Мои чувства никак не касаются предмета разговора, который начала Софи. Отвечайте на вопрос.
- Какой вопрос? Я уже ответила.
- Кто мой отец? – тут же вставила я, и в кабинете воцарилась зловещая тишина. Можно было услышать тонкий свист ветра, пробирающийся в щель между створками окна.
- Ты это уже знаешь, - пожала плечами мама после полминуты молчания, - эти мальчики должны были уже тебе насвистеть всё, что знали обо мне, включая то, что где-то от кого-то слышали, но не удосужились проверить, правда ли это.
- Этой ситуации не случилось бы, будь ты со мной откровенна с самого начала.
- С тобой? – ехидно усмехнулась мама, - я тебе ничего не должна. И так сделала для тебя больше, чем следовало бы.
Этими словами она словно ударила меня под дых. Как я могла не замечать этого отношения? Или даже замечать, но каждый раз терпеть, прогибаться под неё, топтать собственную личность, затыкать чувство собственного достоинства? Из уважения? Из любви?
- Имя.
- Зариан, император Арцины, - просто ответила она, - мы провели с ним в молодости множество чудных ночей, но мне хотелось большего, чем быть просто любовницей. Хотелось власти, богатства… Я обманула его, сказав, что выпила зелье, что точно не понесу. Вскоре появилась ты…
Она замолчала, и в этом молчании я разглядела чуть больше, чем просто паузу. Какую-то потаённую боль, которой я раньше за ней не замечала.
- Дальше, - подтолкнула я её.
- Не смей мне указывать! – тут же взорвалась она.
- Ты когда-нибудь научишься нормально разговаривать?
- Да как ты смеешь?!
- Госпожа Вестерфилд, успокойтесь, иначе нам придётся вас успокоить, - мягко проговорил Адриан, и в его голосе послышалась такая сталь, что я впервые увидела в маминых глазах тревогу.
- Пиллорийский змеёныш научился шипеть? - усмехнулась она, - что же, дальше я сделала то, чего сейчас, понимаю, делать не стала бы. Я забрала тебя, перенесла на Землю. Найди тебя императрица, не сносила бы ты головы.
- Вот как, - горечь затопила меня с головой, - значит, в постели императора резвилась ты, а виноватой оказалась я?
- Императрица нам обоим длительного срока не отмеряла бы. Я спасла тебя. Уже есть за что быть мне благодарной.
- Спасибо тебе большое, мама, - с сарказмом слишком явным, чтобы его не заметить, ответила я, - почему же ты отправила меня обратно? Чтобы императрица закрыла свой гештальт?
- Я не смогла стать императрицей, но кто знает? У меня был и до сих пор остаётся шанс стать бабушкой будущего короля.
Вот так просто. Отдать дочь, как собачонку на случку породистому кобелю в надежде, что хотя бы щенки получатся такими, как ей нужно.
- Вы вот так просто рассказали всё при нас? - подал голос Кристоф, - что, если кто-то из нас донесет императору?
- Потому, что это уже ничего не поменяет. Завтра София вернётся домой.
Я сначала даже не поверила, что она всерьёз. Домой? Мама действительно до сих пор думает, что сохранила надо мной власть?
- Этого не будет, - жестко ответила я, - я сейчас опущу логику твоих действий, точнее, её отсутствие, но ты мне больше не указываешь.
- Это мы ещё посмотрим, - нахмурилась мать, - ты вернёшься на Землю завтра, хочешь ты этого, или нет.
- Нет, - произнесла, глядя ей в глаза, - не хочу, и не вернусь.
Я вылетела из кабинета, кипя от ярости и не видя дороги перед собой, но полная решимости сделать абсолютно всё, что в моих силах, чтобы не дать матери вновь помыкать мной, как она любит.
57
Мысли в голове возникали и появлялись одна за другой; совершенно разные, они заставляли меня то воспрянуть духом, то обратно низвергнуться в уныние.
Домой? Зачем я ей дома теперь? Распоряжаться моей жизнью, командовать мною, как раньше? Как она может смотреть мне в глаза после того, что сделала? Да и я тоже в её глаза не горю желанием смотреть, настолько я разгневана! Я человек! Более того, я её дочь! Почему же она не видит меня как отдельную от себя личность – только как приложение к ней, которое создано, чтобы помогать маме добиваться собственных целей?
«Подумай сама», - проснулся робкий голос в голове, - «не ты ли всю жизнь ей это позволяла? Она решала за тебя всё: где учиться, с кем общаться, заводить отношения или нет, а ты…?»
Мгновенно похолодев, поняла - так и есть, я с радостью ей это позволяла. Намного легче было передать ответственность за свою жизнь в руки другого человека, тем более такого близкого, казалось бы, достойного доверия!
Как же я могу хотеть, чтобы мама увидела во мне личность, если она этого никогда раньше не делала? Если не умеет?
И никогда не научится. Придя к этим нехитрым выводам, стало понятно, что выход у меня только один. Нужно сбежать, и, при определённой доле удаче мне повезёт больше никогда с ней не встречаться.
Что-то ныло в груди, болело, как у всякого ребёнка болит от разлуки с мамой, от мысли, что она способна была его предать. Разве мог быть кто-то роднее? И мог ли кто-то ударить меня больнее?
