— Не уходи, принц, пожалуйста, — мягко сказал он, смотря на меня фиолетовыми глазами с вертикальным зрачком, — мне очень хотелось с тобой познакомиться.
И я подчинился. Одет он был в тёмно-фиолетовый охотничий костюм. У него были длинные чёрные волосы, нос правильной, благородный формы. И внезапно я вспомнил. Это же его я видел в Орхорском Университете! Не потому ли они были там, что хотели как можно больше узнать о ком-то… Обо мне? И этот драконий взгляд… от Уталака исходил мощный пульс харизмы, влияния, которому невозможно было противостоять. Моё аметистовое тепло, до того согревавшее меня и дающее подсказки, вдруг сжалось с неким весёлым испугом, словно увидело кого-то родного, но намного больше, старше и мудрее.
— Ты верно подметил, принц, — с улыбкой сказал он, когда я подошёл к нему, — не просто так в Тискулатусе ты не увидел других драконьих послов. Заминка вышла по одной досадной, незначительной, но вполне законной мелочи. Ты сам изъявил желание отправиться в путь немедленно. Что дало вполне законный повод твоему отцу на следующее утро развести руками: мол, извиняйте, господа, сами виноваты. Не пугайся, — с улыбкой сказал он, увидев на моём лице испуг, — я не читаю твои мысли. Я лишь слышу голос моей любимой Сирени, — в этот момент он зажмурился и мечтательно улыбнулся, — и она рассказала мне, какие ты задавал ей вопросы по пути сюда.
В этот момент он закрыл глаза и с недовольным выражением лица открыл их, посмотрев куда-то вниз.
— Мизраел несётся сюда, как разъярённый бык, которому перед мордой повесили красную тряпку, а задницу прижгли раскалённым клеймом, — с усмешкой сказал Сиреневый Хозяин, — в общем, принц, ты всё же подумай. Зачем тебе страдать здесь, в бесконечном конфликте твоей Доминанты и родового Цвета этого места? Сколько Лазурных обмороков ты уже испытал, ощущая на себе гостеприимство Мизраела? Один уж точно, Сирень сказала мне, что Гиордому, моему покойному племяннику, пришлось спасать тебя из когтей Кошмара. А ведь всё может быть по-другому. И не бойся, что в родной среде ты размякнешь и станешь слабовольным: мы своих учим с не меньшей строгостью и суровостью, но при этом с любовью и поддержкой, и детки мои — это моя гордость, каждый из которых в чём-то преуспел. И для твоего государства, — многозначительно добавил он, — Сиреневые драконы будут ничуть не худшими союзниками, чем Лазурные. Не надо отчаиваться, принц. Не поздно ещё всё переиграть.
В этот момент он вздохнул.
— Через тридцать секунд Мизраел будет здесь. Тебе лучше уйти, потому как сейчас тут будет очень громко и жарко. Но над моими словами ты всё же подумай. Нет вины дерева в том, что оно боится огня. Нет вины металла в том, что он боится воды. И нет твоей вины в том, что ты не принимаешь Лазурь, принц. А теперь ступай.
В этот момент наваждение, до того заставлявшее в немом благоговении стоять перед Уталаком и внимать каждому его слову, отпустило меня, и я тут же бросился прочь. Я успел подняться на целых три этажа, и всё равно до меня донёсся яростных рык Мизраела, когда он добрался до Уталака. Решив не представлять себе, на кого они будут похожи после выяснения отношений, я юркнул к себе в комнату и запер её. И с трудом подавил забытое детское желание спрятаться под одеяло с головой, ведь когда-то мне, как и каждому ребёнку, казалось, что таким образом можно спрятаться от чего угодно..
* * *
Я не пошёл на обед. Мне не хотелось есть. Да и яснее ясного было, что приём пищи будет проходить в компании всех тех, кто прибыл сегодня утром в замок. А мне до смерти не хотелось оказываться рядом с Уталаком. Несмотря на то, что я ощущал в нём что-то до боли знакомое и родное — я его боялся. Я боялся того, что меня словно тянул к нему сильнейший в мире магнит… и я боялся, что любой из семейства Лазурных драконов посчитает, если уже не посчитал это гнуснейшим предательством.
Внезапно в дверь постучали. Я, до того неподвижно просидевший в одном из кресел, лениво повернул голову в сторону двери. И внезапно для самого себя прислушался к аметистовому огоньку, который до того почти незаметной искоркой дремал внутри меня. Охотно откликнувшись на мой зов, он подсказал, кто ко мне пришёл.
— Заходи, Карнекир, — ответил я, лёгким взмахом руки отпирая дверь.
Мой беловолосый спутник аккуратно вошёл в комнату, удерживая поднос с бутербродами и кувшином с апельсиновым соком. Поставив еду передо мной, он осторожно начал:
— Все ждали тебя на обед.
— Я догадываюсь, — вяло пробормотал я, с огромным усилием заставив себя взять бутерброд и начать двигать челюстями, — но я не хочу никуда идти.
— Мизраел всё-таки наказал меня, — печально сказал Карнекир, — вот не верил ты, что он может…
— Неправда, — мгновенно ответил я, перестав жевать, — Карнекир, я же тебе верю. Зачем ты сейчас меня обманываешь?
Беловолосый юноша замолчал. После чего внимательно посмотрел на меня серыми глазами и спросил:
— Почему ты так решил?
— Сирень сказала, что ты лжёшь, — не задумываясь, ответил я и только потом понял, что это на самом деле так, — Да и не успел бы он тебя побить. Он оказался в замке всего через две минуты после моей беседы с Уталаком.
— Ты говорил с Уталаком? — ахнул от гнева Карнекир, — каков жулик! Неудивительно, что Мизраел весь обед исходил злостью, ему посреди трапезы пришлось уйти успокоиться. Какой же он наглый мошенник!
— Наверное, не больший, чем вы, верно, Карнекир? — тихо спросил я, поняв, что преждевременно начал идеализировать свою новую семью, — ведь старшие драконы изначально условились, что я поговорю с каждым из послов, ну а что вышло?
— Тут другое! — горячо возразил Карнекир, — ты сам поддержал это предложение, которое, по сути, было и не предложением, а просто криком души. Всё честно.
— Формально — да, — безразлично ответил я, — но по факту вы оставили других с носом, не дав им и шанса. Так в чём сейчас был неправ Уталак? Формально-то я ведь уже знаком с Цветами, верно? Так что ему мешало проверить меня на прочность? Вам просто заплатили сдачу вашей же фальшивой монетой. Скажешь, нет?
— Ты сейчас хитришь и изворачиваешься в точности, как они, — печально сказал он.
— Так возрази мне! — сердито выдохнул я, — спорь со мной! Скажи, в чем я неправ?!
Но мой визави ничего не ответил. Он лишь смотрел на меня со всей скорбью, на которую только был способен.
— Это не ответ, — безразлично сказал я, запрокинув голову и закрыв глаза, — уходи. Не желаю сейчас никого видеть.
Тихие шаги и хлопок дверью дали понять, что меня оставили в покое. И впервые за очень долгое время я дал волю слезам. Да, я принц, я обязан быть сильным, смелым, готовым пожертвовать своими интересами ради общего блага… Проклятье, пора бы уже прекращать прикрываться этим общественным благом, до которого больше никому нету дела. Я остался один, пора, наконец, понять это и действовать, прежде всего, в собственных интересах. И всё же от этого я не перестаю быть человеком, которому тоже может быть страшно и больно.
