— Не должен, — я опять согласилась и оглянулась в поисках сигарет.
— Ты, наверное, меня за это ненавидишь.
— Неверное, — я покивала, забыв, что Ромка меня видеть не мог.
— Анька, — прошептал Ромка и осекся.
И в его голосе было столько сожаления, что у меня на глаза навернулись слезы. Сердце рвалось на части, хотелось немедленно, не сходя с места, сделать что-то, чтобы Ромке стало легче. Сказать … Да — да, сказать, что прощаю, люблю, что у нас будет ребенок….
Но вдруг словно кто-то дал мне крепкий подзатыльник, и я пришла в себя.
Пора заканчивать этот разговор, я уже поняла, что ничего он не изменит — Ромка все решил и сейчас ему просто неловко. Именно эта неловкость, да еще чувство стыда (которое, уверена, очень быстро пройдет, стоит мне положить трубку) мешают ему закончить наш разговор.
— Анька, — повторил он еще тише, но я расслышала.
Жаль только, что сказать мне ему уже было нечего. Он решил, ну и я тоже все решила.
— Прощай, — сказала, опуская руку с телефоном.
— Подожди, — закричал Ромка. — Подожди, Аня!
Чего? — хотелось спросить мне, но я не спросила.
Думаю, Ромка сейчас и сам не знал, чего именно он просил меня подождать и что хотел бы предложить. Подождать, когда он жениться и предложить почетное место любовницы? Господи, да зачем это ему? У него милая невеста: молодая, привлекательная. Зачем ему такой геморрой в виде меня? Это же бомба замедленного действия, неизвестно, когда рванет. Но рванет обязательно.
— Аня! — надрывалась трубка в моей руке, а глупое сердце продолжало рваться на части.
Я ничего не сказала и слушать его больше не стала, просто оборвала разговор, нажав на отбой. И звук отключила. Так, на всякий случай, хотя и сомневалась, что Ромка будет перезванивать. Он сейчас выдохнет и поймет, что все к лучшему.
Да, повел он себя, как настоящий мерзавец, но теперь мы же вроде поговорили, он признался, что был неправ, попросил прощения. А значит, не такое он и говно, можно выдохнуть и снова начать уважать себя, утешаясь мыслью, что это «не мы, эта жизнь така».
Курить хотелось все сильнее и сильнее, и я уже не могла противиться этому желанию. Отложила трубку, пошла в коридор и долго рылась в сумке, выискивая сигареты и прекрасно понимая, что их там быть попросту не может, я давно бросила эту пагубную привычку.
А потом вспомнила, как самолично оставляла заначку в другой сумке. Так, на всякий пожарный случай. Вот он и наступил. Только куда я эту сумку дела? В чемодан положила? А в какой?
Спустя полчаса я нашла и сумку, и заначку в ней. Достала тонкую коричневую сигаретку, вкусно пахнущую вишней, и поняла, что нюхать я ее могу долго, а вот прикурить вряд ли получится — у меня не было ни зажигалки, ни спичек. Посидела, понюхала. Неужели в этих апартаментах нечем прикурить сигарету?
Услужливая память, неожиданно встрепенувшись, выдала картинку пепельницы, стоящей на балконе.
С пачкой сигарет я вышла туда. Огляделась и порадовалась за себя, все-таки окончательно памяти я не лишилась. А может, это начали действовать выписанные врачом витамины?
Рядом с красивой стеклянной пепельницей лежала зажигалка. Трясущимися от вожделения руками я прикурила сигарету, сделала первую затяжку и…. ничего не произошло. В смысле, никакого удовольствия я не испытала. Наоборот, вспомнила, что вместе со мной сейчас затянулся и мой ребенок. А ему этого делать категорически нельзя.
Я прямо увидела малыша, задыхающегося внутри меня от сигаретного дыма. Картинка была такой яркой, что я испугалась не на шутку и тут же затушила сигарету. Но этого мне показалось мало. Я выбросила бычок к унитаз и смыла воду. Вымыла пепельницу, почистила зубы и выпила молока. Где-то читала, что молоко нейтрализует действие никотина.
«Я больше никогда так не буду» — пообещала своему малышу.
За всеми этими метаниями я и не заметила, как наступил вечер. Нужно было ложиться спать.
Уже совершив все необходимые гигиенические процедуры и устроившись в непривычно-чужой кровати, я вспомнила, что звук на телефоне так и не включила. Мало ли кто будет меня искать, вдруг пропущу важный звонок?
Телефон продолжал лежать на кухне, рядом с остывшей ромашкой. Чай я вылила, чашку вымыла и убрала в шкаф и только потом взяла мобильный в руки. Включила звук, проверила входящие. Тишина только убедила меня в том, что я все сделала правильно.
Эпилог
Я сидела в кафе аэропорта внимательно разглядывая рисунок на пенке капучино. Смотрела, смотрела, словно хотела высмотреть там что-то жизненно важное.
Очень хотелось кофе, но, увы! Врач, у которого была еще на прошлой неделе, категорически запретил мне пить кофе. И волноваться.
«Вам нужно больше думать о себе», — сказал мне врач.
Но кофе хотелось зверски, и я, не удержавшись, заказала себе капучино. И теперь смотрела в огромную, размером с детское пластиковое ведерко для песочницы, чашку с пышной молочной пенкой и сердечками из корицы, вдыхала умопомрачительный аромат и думала, думала, думала.
Как это могло произойти со мной? Как случилось, что я сижу в аэропорту, жду своего рейса и глотаю слезы, словно обиженная малолетка?
Опустила лицо ниже, глубоко вдохнула кофейный запах. Если пить нельзя, то хоть надышусь вволю.
Перехватила недоуменный взгляд официанта, улыбнулась как можно беззаботнее. Пусть думает, что у меня все хорошо.
«Никогда не смей показывать другим свою слабость», — учила меня тетя Полли.
«Всегда держи спину прямо и улыбайся», — повторяла она изо дня в день.
А я слушала и старалась делать так, как она меня учила.
Когда я была еще маленькой и жила с родителями, тетя Полли изредка приезжала к нам в гости. И каждое лето забирала меня к себе, в Париж. Этих поездок я ждала весь год, вспоминая то, что уже было и, предвкушая будущее. И это несмотря на то, что тетя держала меня в поистине ежовых рукавицах. Она поднимала меня с кровати в шесть утра и отправляла под холодный душ, требовала, что бы я делала зарядку и держала спину ровно. Она внимательно следила за тем, что я ем и как одеваюсь. Что читаю и какие фильмы смотрю. Именно она, когда мне было шесть лет, отвела меня на мой первый в жизни маникюр. А в шестнадцать, купила первые взрослые туфли на высокой шпильке. Она же учила подводить стрелки на глазах и красить губы. Стоит ли говорить, что я ее обожала?
