«I'll bathe my eyes in a river of salt I'll grow myself right up to the sky I'll sing in the forest, tear down the trees I'll foul all the fountains and trample the leaves I'll blacken your christmas and piss on your door You'll cry out for mercy, but still there'll be more»[52]
Procol Harum, «Тем не менее, всего этого будет еще больше» — Имейте в виду, Пряников, что при устройстве на работу, о вас непременно станут наводить справки на кафедре, — доцент Карманова говорила холодно, а взгляд ее просто обжигал, столько в нем было ледяной ярости. — И вряд ли то, что скажу о вас я или кто-то еще, вдохновит ваших потенциальных работодателей. Скорее всего, не вдохновит.
— Какие ко мне есть претензии? — с вежливой улыбкой поинтересовался Саша.
— Прямых претензий нет, — Карманова сделала ударение на слове «прямых». — Но вы — человек с двойным дном. Внутри вы не такой, каким кажетесь…
— Когда вы успели так хорошо изучить мой внутренний мир, Инна Юрьевна? — Саша изобразил лицом великое удивление. — Ведь мы с вами так мало общаемся…
— Представьте, было время! — нахмурилась Карманова. — Я не собираюсь вам ничего объяснять и доказывать, потому что это бесполезно. Я просто хочу предупредить вас о том, что никто на кафедре не скажет вам ни одного доброго слова.
— Вы убили меня наповал, — проникновенно сказал Саша. — Зарезали без ножа и лишили всяческих надежд на светлое будущее.
Было очень трудно удержаться от смеха, а еще труднее было сдерживать те слова, которые вертелись на языке. Слова эти заслуживали того, чтобы быть вписанными золотыми буквами в «Полный словарь русского матерного языка». Но Саша сдержался.
— Иронизируйте сколько угодно, Пряников, но это вам не поможет. И на знакомства в сферах особо не рассчитывайте, — Карманова явно имела в виду реанимированного Сашей Начальника. — В конечном итоге все упирается в лояльность и адекватность. Эти качества при приеме на работу учитываются в первую очередь. А у вас их нет. И любой, кто позвонит наводить о вас справки, узнает об этом.
— А если не позвонит, то и не узнает… — сказал Саша, не глядя на Карманову, словно бы подумал вслух.
— Не звонят только из тех учреждений, куда берут без разбора, — усмехнулась Карманова. — Допускаю, что участковым или выездным врачом вы устроитесь без проблем. Но в стационар вас уже не возьмут. Даже в Туле, несмотря на то, что у вас там есть связи… Связи связями, а лояльность лояльностью. Ни один руководитель, которому есть из чего выбирать, не выберет мину замедленного действия. Даже если его об этом кто-то попросит. Себе дороже.
— И что же мне теперь делать, Инна Юрьевна? — Саша надеялся, что его взгляд выражает надежду, а не насмешку. — Как мне теперь быть?
— Не знаю, — пожала плечами Карманова. — Это ваши проблемы, Пряников. Пожинайте то, что посеяли.
«Я-то пожну, — подумал Саша. — А вот ты не обрадуешься».
Предновогодняя суета настраивала на благодушный лад. И вообще впереди оставалось каких-то полгода. Получив заветные «корочки», о кафедре факультетской терапии и кардиологии Российского университета демократического сотрудничества можно будет забыть, как о страшном сне. Если бы доцент Карманова была бы умным человеком и хорошо разбиралась бы в людях, то она не стала бы угрожать ординатору Пряникову. Сказано же — не буди лихо, пока оно тихо.
Но лихо разбудили…
Саша прекрасно знал, что ему нужно делать. План давно уже созрел, но человеку, вкусившему радостных радостей совместной жизни с любимой женщиной, хотелось делать хорошее и не делать ничего плохого. Впрочем, разве плохо избавить кафедру от доцента Кармановой? Пользы от нее никакой, ни науке, ни студентам и ординаторам, кругом один только вред. Научные исследования она фальсифицирует, студентов тиранит, а ординаторам угрожает… Что ж, Инночка, не обессудь. Сама напросилась на неприятности, никто тебя за язык не тянул. Тульские пряники вкусные, но иногда об них все зубы обломать можно.
С зубами, кстати говоря, Кармановой не повезло. Они у нее были крупными, настолько крупными, что их можно было назвать «лошадиными». Сознавая этот свой недостаток, Карманова всегда улыбалась сдержанно, не разжимая губ.
Саша решил отложить месть до января. Месть — это блюдо, которое вкусно в любом виде, хоть в горячем, хоть в холодном, хоть в замороженном.
«Это темные часы души, — пел в Сашиной голове Гари Брукер. — Когда ночные кошмары берут свое, когда тени подшучивают над тиканьем часов, когда демоны ночи приходят, словно хищники, для того, чтобы укусить…».[53]
Саша представил, как он, в образе Демона Ночи, является Кармановой и кусает ее… И не только кусает… Алена убила бы его за подобные мысли, но она об этом никогда не узнает, да и не нужно ей знать о фантазиях будущего мужа. Мало ли что человеку в голову взбредет.
* * *
Тридцать первого декабря Саша с Аленой уехали в Тулу, где разошлись по родителям. Новый год каждый встречал у себя дома, а затем встретились и пошли по друзьям. Алена в очередной раз удивила, она вообще любила удивлять, и умела тоже. Договорились встретиться в половине второго ночи у «Вовы и Нади» — скульптурной композиции, недавно установленной на пересечении проспекта Ленина и Первомайской улицы. Официально эта композиция называлась «Местом встречи». Подразумевалась встреча с книгой, недаром же рядом находилась областная детская библиотека. Мальчик и девочка сидели на скамейке и читали книгу, одну на двоих, а рядом страдал от невнимания кот. Но Алена, привыкшая все переиначивать на свой лад, нашла у мальчика сходство с юным Володей Ульяновым. Девочка автоматически стала Надеждой Крупской. Короче говоря — Вова и Надя.
