В другое время в другом месте
Они сидят в деревянной хижине. Днем лучи солнца падают сквозь щели, но сейчас сюда проникает лишь слабый свет луны.
– Правила такие, – объясняет Роза. Она сидит на полу хижины, скрестив ноги, и нагревает стакан огарком свечи. – Нельзя спрашивать о смерти, а если войдешь в контакт с дьяволом, то надо разбить стакан и сжечь поле, поняла?
Алиса опускает глаза, смотрит на кусок картона с нарисованными на нем кругами, буквами и цифрами и спрашивает: а как узнать, что в дело вмешался дьявол?
– Это сразу будет заметно, – отвечает Роза. Она указывает на цифру шесть и говорит, что если стакан попадет туда три раза – ясное дело, с ними играет сам дьявол.
– Откуда ты знаешь, что дьявол – это он? – спрашивает Алиса.
И Роза отвечает, что это знает всякий: дьявол мужского рода. А как же иначе?
– Ты что, боишься? – спрашивает она.
Алиса отрицательно качает головой.
– Ну тогда поехали.
Роза ставит стакан на поле. Он совершенно закопченный и слишком горячий, чтобы положить на него пальцы.
– Надо только прикоснуться. Остальное сделают духи.
Она берет стакан и что-то шепчет в него, потом ставит его на поле и кладет указательный палец на черное от копоти донышко.
У Алисы щекочет в животе, когда стакан начинает медленно двигаться от буквы к букве. Вслед за ним они вслух произносят:
– Б-е-н-ь-я-м-и-н.
– А какой вопрос ты задала? – спрашивает Алиса.
– Я спросила, кто самый тупой в нашем квартале, – смеется Роза. – Теперь твоя очередь.
Алиса думает, что надо спросить о маме, о ее пальцах. Ей хочется знать, выпрямятся ли они когда-нибудь, отпустит ли боль. Но тут ей вспоминается, что она где-то слышала – не надо задавать вопрос, если знаешь ответ. Роза смотрит на нее с нетерпением, и в конце концов она шепчет какие-то бессмысленные слова и ставит стакан на поле.
– О чем ты спросила? – любопытствует Роза, когда дух выводит по буквам «с-к-о-р-о».
– Я спросила, когда мы станем знамениты.
Розе кажется, что это глупый вопрос. Она вырывает у Алисы из рук стакан и шепчет что-то краткое.
– Проклятье! – выкрикивает она, когда стакан двигается от буквы к букве, выводя ее имя. – Чертова несправедливость!
– Что?
– Я спросила, кто из нас умрет раньше.
– Но ведь о смерти спрашивать нельзя!
Алиса вскакивает.
– А в чем тогда смысл, если не спрашивать о смерти? – смеется Роза.
Когда они прощаются, она смотрит прямо в глаза Алисе.
– Ничего не бойся, – говорит она. – Не ты умрешь первой.
38
Забор вокруг того, что когда-то было их участком, расшатался и упал. Чарли посмотрела на столбы ворот, поросшие мхом, и словно бы увидела себя маленькой. Как она сидела, забравшись на этот столб, выкрикивая правила, которые взрослые на вечеринке должны были соблюдать, – все то, что, как она знала, делать нельзя: разжигать огонь в засуху, не отпускать руль, когда ведешь машину, не угощать детей пивом. Ей просто хотелось, чтобы все соблюдали правила. Бетти часто напоминала ей, кто из них ребенок, а кто взрослый. Правила устанавливала она, Бетти. И если я что-то в этой жизни ненавижу, моя дорогая, так это правила. Они буквально напрашиваются, чтобы их нарушили.
И не имело значения, когда Чарли говорила, что это запрещено, что некоторые вещи и вправду нельзя делать. Бетти только смеялась и отвечала, что у нее не дочь, а маленькая старушка. В жизни не встречала она второй такой девочки, которая казалась бы такой старенькой.
Шторы в окне гостиной висели на своих местах, и на мгновение Чарли показалось, что за тонкой белой тканью стоит Бетти и смотрит на нее.
Однажды полная энтузиазма психотерапевт попросила Чарли вернуться в дом в своих мыслях. «Можно, я пойду с тобой в Люккебу, Чарлин? Закрой глаза, возьми меня за руку, и давай войдем». И Чарли повела ее с собой в холл и дальше в кухню и гостиную. Она даже мысленно поднялась по лестнице, но там, в холле второго этажа, мужество покинуло ее.
«Опиши, что ты видишь. Расскажи мне о том, что у тебя перед глазами». Но тут Чарли открыла глаза и сказала, что это зрелище она не желает воскрешать в памяти. Она не верила, что с чувствами легче будет справиться, если назвать их словами.
