Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
Я, наверное, пойду домой, если ты не против, говорит она.
Да. Если тебе так хочется.
Она отыскивает свои одежки, надевает. Он тоже начинает одеваться, говорит, что как минимум отвезет ее домой, она отвечает, что хочет пройтись. Между ними начинается фарсовое состязание – кто оденется первым, она, имея фору, берет верх и бежит вниз по лестнице. Он успевает добежать только до лестничной площадки, а за ней уже захлопывается входная дверь. Оказавшись на улице, она ощущает себя раскапризничавшимся ребенком: бухнула дверью, когда он выскочил на площадку. На нее что-то нашло, она и сама не понимает что. То же ощущение не раз захлестывало ее в Швеции: полная пустота, как будто внутри – никакой жизни. Она ненавидит того человека, в которого превратилась, но не чувствует в себе сил измениться. Даже у Коннелла она вызывает омерзение, она перешла ту грань, на которой он еще мог ее терпеть. В школе они были в одинаковом положении – оба запутались и так или иначе страдали, и с тех самых пор она надеялась, что если они вернутся вместе туда, где все начиналось, то все станет как прежде. Теперь она знает: все прошедшие годы Коннелл постепенно приноравливался к миру, процесс этот шел постоянно, пусть даже порой и мучительно, она же деградировала, все дальше и дальше отступая от нормы, уродуя себя до неузнаваемости, – и в итоге у них не осталось совсем ничего общего.
К себе она возвращается после десяти. Машины матери у дома нет, в прихожей прохладно и вроде бы пусто. Она снимает сандалии, ставит на обувную полку, вешает сумочку на крючок, приглаживает руками волосы.
Алан выходит из кухни в дальнем конце прихожей, в руке у него бутылка пива.
Где ты, блин, шлялась? – говорит он.
У Коннелла была.
Он подходит к лестнице, покачивая бутылку в руке.
Нефиг тебе там делать, говорит он.
Она пожимает плечами. Ей ясно, что он нарывается на ссору, и помешать ему она не в состоянии. Скандал наползает на нее со всех сторон, нет такого движения, которое способно спасти, жеста, с помощью которого можно уклониться.
А я думала, он тебе нравится, говорит она. В школе-то точно нравился.
Ну да, откуда я знал, что он больной на голову? Он на таблетках и все такое, ты что, не знала?
Мне кажется, сейчас с ним все в порядке.
А на фиг он вообще к тебе лезет? – говорит Алан.
Вот ты его об этом и спроси.
Она делает шаг к лестнице, но Алан кладет свободную руку на перила.
Я не хочу, чтобы вокруг болтали, что этот псих трахает мою сестру, говорит Алан.
Пожалуйста, можно я поднимусь наверх?
Алан крепко сжимает в руке бутылку. Я не хочу, чтобы ты вообще к нему приближалась, говорит он. Считай, что я тебя предупредил. О тебе всякие сплетни ходят.
Даже представить не могу, как бы я жила, если бы меня заботило, кто и что обо мне думает.
Стремительно – она ничего не успевает сообразить – Алан поднимает руку и швыряет в нее бутылку. Она разбивается об кафель у нее за спиной. В глубине души она понимает, что он не хотел ее изувечить, – они стоят совсем рядом, а бутылка ее даже не задела. Тем не менее она бежит мимо него вверх по лестнице. Мчится сквозь прохладный воздух дома. Он поворачивается и бросается в погоню, но она успевает проскочить к себе в комнату и всем весом навалиться на дверь. Он дергает ручку, она, напрягаясь, не дает ее повернуть. Потом он ударяет в дверь ногой. Ее трясет от выброса адреналина.
Ты, дрянь! – говорит Алан. Открой дверь, блин, я тебе ничего не делал.
Прижавшись лбом к гладкой древесине, она отвечает: оставь меня в покое, пожалуйста. Иди спать, ладно? Я внизу все уберу и ничего не скажу Денизе.
Открой дверь, говорит он.
Марианна наваливается на дверь всем телом, крепко сжимая ручку, плотно зажмурив глаза. Она с самого детства жила ненормальной жизнью, это ей известно. Но многое уже скрылось за завесой времени – так земля скрывается под ковром осенних листьев, которые рано или поздно смешиваются с почвой. То, что происходило с ней раньше, теперь погребено в ее теле-земле. Она пытается быть хорошим человеком. Но в глубине души знает, что она человек плохой – испорченный, изломанный, и все ее старания вести себя правильно: формировать правильные взгляды, говорить правильные вещи – лишь попытки спрятать то, что схоронено внутри, прикрыть испорченность своей натуры.
Тут ручка выскальзывает у нее из пальцев и дверь распахивается еще до того, как она успевает отступить в сторону. Дверь с хрустом влетает ей в лицо, в голове возникает странное ощущение. Она делает шаг назад, Алан входит. Слышен звон, но это не звук в физическом смысле, скорее где-то у нее в черепе трутся друг о друга две воображаемые металлические пластины. Из носа течет. Она понимает, что в комнате оказался Алан. Поднимает руку к лицу. Из носа так и хлещет. Отведя руку, она видит, что пальцы перемазаны кровью – теплой, мокрой. Алан что-то говорит. Похоже, кровь – с ее лица. Мир куда-то уплывает по диагонали, звон делается громче.
Будешь делать вид, что это я виноват? – говорит Алан.
Она снова подносит ладонь к носу. Кровь льется с такой силой, что пальцами не зажмешь. Стекает по губам к подбородку, она это чувствует. Видит, как тяжелые капли падают на синий ворс ковра.
Через пять минут
(июль 2014 года)
На кухне он достает из холодильника банку пива, садится к столу, открывает ее. Через минуту хлопает дверь, он слышит звон ключей Лоррейн. Привет, говорит он – погромче, чтобы она услышала. Она входит, закрывает кухонную дверь. Стук каблуков по линолеуму липкий, будто размыкаются влажные губы. Он замечает, что на абажуре под потолком сидит совершенно неподвижно раскормленная муха. Лоррейн мягко кладет ладонь ему на затылок.
Марианна домой ушла? – говорит Лоррейн.
Да.
Чем там матч закончился?
Не знаю, говорит он. Кажется, пенальти.
Лоррейн отодвигает стул, садится с ним рядом. Вытаскивает шпильки из волос, складывает на стол. Он отхлебывает пива, согревает его во рту, прежде чем проглотить. Муха над головой пошевеливает крыльями. Штора над кухонной раковиной не задернута, можно смутно разглядеть черные силуэты деревьев на фоне неба.
А я прекрасно провела время, спасибо, что поинтересовался, говорит Лоррейн.
Прости.
У тебя вид расстроенный. Что-то случилось?
Он качает головой. На последней встрече неделю назад Ивонна сказала, что видит у него «положительную динамику». Специалисты по психическому здоровью предпочитают такие вот выхолощенные выражения – слова, протертые начисто, будто классные доски, лишенные всяческих коннотаций, бесполые. Она спросила, появилось ли у него ощущение «привязанности». Раньше ты говорил, что застрял между двумя точками, сказала она: и дома чувствуешь себя чужим, и здесь не прижился. Это чувство осталось? Он только пожал плечами. Препараты делают у него в мозгу свою химическую работу, вне зависимости от того, что сам он совершает или говорит. Каждое утро он встает, принимает душ, приходит на работу в библиотеку, не помышляет о том, чтобы спрыгнуть с моста. Он принимает таблетки, жизнь идет своим чередом.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 56
