Когда ее светлость ушла, старик знал, что его дни сочтены. Он решил, что, если он не уйдет по своей воле, его ожидает петля палача. И ночью, когда люди Алиды крались через лес, чтобы убить его, от старого браконьера не осталось и следа.
Старику не дано было узнать, о чем подумала Алида, когда ей доложили, что он исчез. Ничто не могло заботить ее меньше, чем чьи-то занятия незаконной охотой. Что могли значить для нее какие-то кролики, даже целая куча кроликов? Несколько месяцев она могла чувствовать себя в безопасности, думая, что мальчик, на которого ее муж хотел променять ее детей, мертв. Теперь она узнала, что это не так Скорее всего, он все еще жив. И теперь ей хотелось одного – найти этого мальчишку и убить. Она никогда не сможет чувствовать себя в безопасности, пока мальчишка не умрет. Если потребуется, она убьет его своими собственными руками.
Но она не могла начать его поиски так, чтобы это не заметил муж. Он непременно захочет выяснить, в чем дело, и может узнать, что мальчик все еще жив. И тогда, несомненно, случится самое ужасное: искать начнет он
Все, что оставалось делать Алиде – сидеть тихо и надеяться, что больше никто не видел, как кормилица и ее муж глубокой ночью бежали через лес с двумя новорожденными младенцами. Поняв это после многих часов раздумий, она оказалась перед другим вопросом, каким образом они смогли узнать о том, что – им грозит опасность? Единственный возможный ответ был таков – их предупредили. А предупредить их могла только Пенелла.
И с этого момента Алида стала ненавидеть свою горничную. Она прекрасно знала, как ее можно наказать. Главной гордостью Пенеллы были ее близкие отношения с ее светлостью Временами они были настолько близки, что Пенелла думала, что она сама леди. Много раз Алида ловила горничную на том, что та отдает приказы в манере, которую она не имела никакого права позволять себе. Раньше это забавляло Алиду. Забавляло до той ночи, когда горничная ослушалась и едва не разрушила ее жизнь.
Алида наказала горничную, лишив ее положения своей фаворитки. Она больше не делилась с ней секретами. Она обращалась с ней как со всеми остальными служанками. Если бы Алида решила поджарить ее на костре, это было бы по отношению к Пенелле куда более милосердно, и Алида это знала. Она придумала отличную месть.
Сейчас Пенелле стоило бы заподозрить что-то неладное: когда она сказала госпоже, что женщина, которую нанимали в кормилицы для ее дочки и того самого мальчика, хочет поговорить с ней, Алида не выглядела удивленной. Но Пенел-ле было так приятно хотя бы немного поговорить с госпожой, как раньше, что она не заметила ничего необычного. Ее воображение переполняли мечты о том, как к ней вернется былое расположение госпожи, как будут восстановлены ее старые привилегии, ее прежняя власть.
– Кто еще знает об этом? – резко спросила Алида.
– Никто. Она шла по двору, лицо у нее было прикрыто платком. Когда она увидела меня, то сразу бросилась ко мне. Можете представить мое отвращение, леди, когда подобное существо осмелилось заговорить со мною.
Алида с трудом удержалась от того, чтобы напомнить женщине, что она всего лишь прислуга и отнюдь не более важная персона, чем толстая жена фермера. Но Пенелле уже казалось, что возвращаются прежние взаимоотношения с ее госпожой, которыми она когда-то наслаждалась. Девяти прошедших лет как не бывало.
– Она больше ни с кем не говорила? Ты уверена?
– Абсолютно точно. Она сказала, что два дня пряталась ото всех, потому что хотела встретиться именно с вами или со мной. Она знает, что я с вами в близких отношениях и что рассказать что-то мне – то же самое, что рассказать вам. Поэтому она говорила только со мной.
То, что когда-то нравилось Алиде, теперь вызывало у нее отвращение. И как только она выносила самонадеянность этой бабенки? Конечно же, ее привязывало к этой женщине одиночество. Ведь она была не нужна мужу, у нее не было друзей, у нее не осталось ничего, кроме ненависти в сердце.
– Приведи ее ко мне. Постарайся, чтобы никто ее не увидел. Дай ей корзину с травами, пусть сделает вид, что принесла их для продажи, чтобы никто не мог заподозрить, что мы будем говорить с ней о чем-то другом.
– Да, моя леди, – сказала Пенелла. Ее сердце радостно забилось. Какая-то часть ее существа знала, что немилость ее светлости была вызвана тем, что случилось в ночь, когда был пожар. За годы, которые прошли после той ночи, она не раз ругала себя за то, что предупредила этих крестьян о замыслах ее светлости. Что, собственно, они или эти дети значили для нее? Если ее светлость желала их смерти, кто она такая, чтобы возражать против этого? Но, по правде говоря, она не вполне понимала, что она сделала в ту ночь такого, чтобы прогневить ее светлость? С тех пор все обернулось к лучшему, разве не так? В таком случае, разве она поступила плохо? Разве она не делала все и всегда только во благо ее светлости?
– Да, – сказала Пенелла. – Я приведу ее, и мы с вами поговорим с ней.
– Нет! – отрезала Алида. – Я буду говорить с ней наедине.
Пенелла открыта рот, чтобы выразить протест, но, ничего не сказав, снова закрыла его.
– Да, моя леди, – сказала она с таким возмущением, какое способна была только себе позволить.
Когда горничная ушла – Алида решила, что от нее необходимо избавиться, – она попыталась успокоиться. Успокоиться и подумать. Нужно выяснить, где живет эта женщина, где держат мальчишку. Нужно заставить ее говорить.
Когда Мег, волоча ноги, вошла в комнату, Алида увидела женщину ничем не примечательного вида, с лицом изборожденным морщинами от тяжелого труда. Она была толстой и шла медленно, неся свою корзину с травами так, как будто они были очень тяжелыми.
И еще Алида увидела простодушные голубые глаза этой женщины, открытые и невинные, как у котенка. Это была женщина, которую не мучили и не ненавидели в течение всей ее замужней жизни, как Алиду. Алида скорее умерла бы, чем признала это, но чувство, которое возникло сейчас в ней, было завистью. Толстая немолодая крестьянка не была рождена красивой или богатой. Ее единственные дети умерли, едва появившись на свет. Но взамен их она, словно с Божьего благословения, получила двух крепких, здоровых детей. Ее муж, несомненно, любит ее, служит ей защитой и опорой и не желает ей ничего, кроме счастья. А она, Алида, живет в огромном, великолепном доме, который Джон все еще продолжает достраивать, и замужем за человеком, который, если бы ему сказали, что она умерла, лишь пожал бы плечами.
Алида улыбнулась Мег так, словно та была посланницей королевы.
– Садитесь, будьте добры. Вы, наверное, устали после вашего путешествия? Могу я предложить вам стакан вина?
Мег, собиравшаяся встретить холодный прием, была смущена такой теплотой. Ей всего три раза в жизни доводилось пить вино, причем сильно разбавленное. И никогда вино не наливала ей в серебряный бокал белая рука леди.
Мег попробовала крепкое вино, и оно ударило ей в голову.
Алида села напротив Мег, расстелив вокруг себя полы платья из темно-красного вельвета, ожидая, когда будет выпито вино и съедены конфеты. Мег не решалась взяться за второй бокал, но Алида стала умолять ее выпить еще: она очень огорчится, если Мег откажется. В конце концов, – сказала Алида, – я в огромном долгу перед вами. Вы столько лет заботились о моей дочери, разве не так?
