Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
Наверное, Димасово шампанское по второму разу ударило в голову. А может, просто это дивное время… Юлия обожала это время. Время, когда Москва выходит из офисов, засовывает в деловые портфели дизайнерские галстуки и превращается в раздрызганного шального гуляку.
Около «Крошки-картошки» желудок снова свело голодным спазмом. И, входя сегодня в метро в очередной раз, Юлия улыбнулась решительно. И даже несколько демонически.
18 часов 35 минут
На Большой Никитской величаво дремал уютный старомосковский покой.
Юлия, помахивая сумочкой, быстро шла вдоль нежно-желтых, блекло-голубых и кремово-розовых двухэтажных особнячков. Открытые кафе медленно, но все же заполнялись к вечеру растомленным жарой народом. И уже привычно Юлия улыбалась в ответ на восхищенные взгляды людей за столиками, изящно обгоняя редких прохожих.
Контрастируя с пряничной улицей мрачноватой торжественностью, впереди показался вход в Дом Союза писателей. У самых дверей топталась небольшая курящая группка людей. Юлия ускорила шаги, ликующе узнав знакомые лица.
– Юленька!
– Пришла все-таки! Вот умница!
– А нам сказали, что тебя не будет…
– Привет, мальчики! Поздравляю с дипломами!
Юлия расцеловала в щеки каждого из мальчиков – и доцента-психолога Петра Борисовича, и вечного студента Сашеньку, и тридцатипятилетнего очкарика Ивана.
– Ну, пошли вниз. Весь буфет наш на сегодняшний вечер! Ты есть, кстати, хочешь?
– О-чень!!
Они спускались в подвальный этаж, и вся лестница была пропитана такими густыми из-за жары запахами курева и жареного мяса.
А потом был тесный, полутемный, душный буфет легендарного ЦДЛ, со старинными шкафами и сталинскими кожаными диванами вдоль стен. И такие милые, совершенно родные, взволнованные лица однокашников по Высшим литературным курсам. А за центральным столом – все их преподаватели, вся старая гвардия. Давно уставшие от жизни, но не озлобившиеся, они снисходительно наблюдали восторги очередных будущих гениев от литературы.
Юлия уписывала салат «Оливье» и свиную отбивную с картошкой, жадно запивая все это сухим красным вином – и все это было так невозможно вкусно, что она никак не могла остановиться. А рядом галдели девчонки, обещая друг другу вечную, бескорыстную дружбу. Еда и атмосфера опьянили ее больше, чем вино. Под мышкой у нее был зажат толстый сборник стихов и рассказов, изданный на деньги самих ребят – все страницы были исписаны их автографами и пожеланиями творческих успехов. И Юлия уже совершенно осоловела, слушая большого, доброго поэта Геннадия Ивановича, который, бережно держа ее руку в теплых пухлых пальцах, рифмовал ей на ухо что-то о любви и творчестве.
– Юлька, сейчас автобус придет, – весело сказала Таня Завьялова, пишущая городскую мистику.
– Какой автобус? – сонно спросила Юлия.
– У нас заказана экскурсия по булгаковским местам! Ночная! Помнишь, мы целый год мечтали все на нее поехать?
– Ну, помню…
– Ну, вот теперь собрались. Поехали?!
– Ой, Тань, я бы с удовольствием, правда. Но мне завтра с утра… надо… понимаешь, домой. Причем уже срочно.
– Так тебе все равно до метро, правильно? Вот на автобусе до Чистых прудов доедешь – хоть немного с нами еще побудешь…
«До метро так до метро. Действительно, почему бы не проехаться?» – подумала Юлия.
Тем более что воздух за блестящими, отдраенными до блеска стеклами экскурсионного автобуса так быстро становился сиреневым. А огни многочисленных шикарных витрин так беспомощно меркли перед сиянием неоново-розового заката.
21 час 05 минут
Сумасшедший пьяный автобус – сам по себе уже абсолютно в булгаковском духе – скользил по темнеющим московским улицам.
Кто-то целовался, кто-то горячо спорил о современной литературе, перегнувшись через спинку сиденья, кто-то строил грандиозные творческие проекты на будущую осень. Рубик Асратян взял в длинные смуглые пальцы гитару. И они пели Окуджаву – всего. И «Арбат», и «Виноградную косточку», и «Пока земля еще вертится…»…
За окнами мелькала ее любимая Москва. Мчались куда-то, а может – уже откуда-то блестящие боками иномарки. Тихонько тренькая, ползла по бульварному «Аннушка». На всех лавочках у Чистых прудов сидели, стояли, реже – лежали подростки с гитарами.
Все вышли из автобуса, и в сиреневых сумерках Юлия кружилась на бульваре под струнные переборы, и ее солнце-клеш цвета заката над крышами не успевало за ней. А потом она стала кружиться с вечным студентом Сашенькой под вальс, который наигрывал Рубик. В черной воде пруда уже отражались звезды, но тоненький ручеек беспокойства по поводу завтрашнего – или уже сегодняшнего? – отъезда напрочь смывался мощной волной уверенности. Полнейшей, глубочайшей и столь редкой для Юлии уверенности в том, что вот сейчас она точно делает все правильно. Просто потому что, ну когда же еще, скажите пожалуйста, кружиться ночью под вальс в коралловом платье, как не летней московской ночью в день выпускного накануне отъезда в Испанию?!!
А лакированная гондола беззвучно скользила по лакированной водной глади – и это было что-то совсем уж булгаковское. Потом они опять ехали и пили коньяк из железной фляжки – все из одной. Он кончился как раз тогда, когда они все оказались в гулком влажном полумраке знаменитого подъезда на Садовой.
Юлия не стала подниматься вместе со всеми в «нехорошую» квартиру. Она как раз успевала на метро до закрытия. Ей было уже все равно, будет сердиться Олег или не будет. Она была так рада всему, всему на свете – этому дню, Москве, Димасу, Ларисону, Иркиному актеру, охраннику в зоопарке и своим друзьям, что не могла уже волноваться о таких смешных мелочах.
Она тихонько отстала на лестнице от гомонящей толпы друзей. В голове гудело – от гитары, от смеха, от песен и коньяка. Гудело так по-хорошему, так по-счастливому, так по-праздничному! И вся жизнь так остро чувствовалась впереди – и молодость, и безграничные возможности, и любовь. Любовь просто ко всем. И ко всему миру. И к себе. А еще больше – к Олегу…
– Алло?!! – она так звонко это сказала в зазвонивший наконец-то вовремя телефон, что стены подъезда отозвались оглушительным эхом.
– Юлия. Ты где?
– Олежка, я тебя так люблю… Ох! Что я тебе расскажу! Ты только не обижайся, пожалуйста, милый, у меня сегодня был такой день, такой… знаешь… волшебный! Я сейчас приеду и все-все тебе расскажу…
– Можешь не приезжать, – лед в голосе из трубки мог бы наполнить до краев двадцать порций «мохито». – Ты неизвестно где и с кем целый день шляешься, ни разу не удосужилась позвонить и все это потому, что день у тебя волшебный?! Да тебе просто на меня наплевать.
Ознакомительная версия. Доступно 12 страниц из 60
