Она обладала достаточной чуткостью, чтобы обнаружить любую подозрительность, если бы таковая была. Марионетка-убийца выдержала первый экзамен.
Граф Рудигер был слишком самонадеян, чтобы думать о своей уязвимости. Он путешествовал без охраны. Если он и вспомнил, что Женевьева была подругой Детлефа Зирка, то ничем не выдал этого. Он присутствовал на премьере пьесы Детлефа «Странная история доктора Зикхилла и мистера Хайды», но никак не показал, что заметил тогда вампиршу.
Это произошло неделю спустя после того, как она рассталась с Клозовски и Антонией. Она притащилась в Миденхейм, Город Белого Волка, желая забыться среди людей, утолить свою красную жажду.
Она нашла караульного на городской стене и предложила ему себя, попросив в качестве платы толику его крови. Когда она присосалась к источнику в его горле, он ошалел от удовольствия.
И тут на нее набросилась ночная стража, и ее, обнаженную, завернутую в одеяло, притащили в гостиницу в лучшей части города и оставили в темной комнате привязанной к стулу.
Через пару минут усилий она разорвала веревки, но было поздно. Пришел кукловод, и началась их беседа.
Она видела желтовато-коричневую физиономию Тибальта при императорском дворе, когда он рысью поспевал за Карлом-Францем, обряженный во все серое. Следила за его попытками обложить ежегодным налогом в две золотые кроны всех трудоспособных граждан Империи. Эта подать, прозванная налогом «с большого пальца», двумя годами раньше привела к целой серии бунтов и мятежей, во время которых сам Тибальт лишился большого пальца. Несмотря на причиненный ущерб, после этих восстаний его влиятельность и могущество только возросли.
Его главным конкурентом в борьбе за влияние на Императора был Микаэль Хассельштейн, ликтор культа Сигмара, но Хассельштейн оказался замешан в некоем скандале и удалился предаваться созерцанию и размышлениям в стенах ордена. Тибальт тоже был на премьере «Доктора Зикхилла и мистера Хайды» и решительно выступил против спектакля. Корректный, лишенный юмора, рябой и лысеющий, благочестивый Тибальт напугал Женевьеву больше, чем слуги богов Хаоса. Бесстрастно преданный Дому Вильгельма Второго, Тибальт обладал задатками тирана. И, прикрываясь патриотическим рвением и трудами по разработке новой системы законодательства, он находился в самом центре паутины интриг и двуличия и дергал за ниточки своих марионеток, исходя из собственных, а отнюдь не императорских планов, оставаясь при этом вне досягаемости для любой законной власти.
Разумеется, у министра имелись враги. Враги вроде графа Рудигера фон Унхеймлиха.
Там, в темной комнате, этот Морнан Тибальт с перебинтованной ладонью поставил ее перед выбором. Если она откажется выполнять его приказания, он отдаст ее под суд, обвинив в пособничестве печально известному революционеру Клозовски. Ее имя приплетут к целой куче заговоров против Карла-Франца и Империи. Ее былая связь с недоброй памяти семейством фон Кёнигсвальдов будет свидетельствовать против нее, к тому же, напомнил Тибальт, ее бессмертных сородичей не любят и не доверяют им. Если повезет, ее обезглавят серебряным клинком и запомнят как ту, что вдохновила Детлефа Зирка на создание сонетов «К моей неизменной госпоже». Он, Тибальт, будет настаивать на более суровом наказании: заточении в серебряных кандалах в недра крепости Мундсен, где каждый новый бесконечный день похож на предыдущий, покуда хоть капля упорства сохранится в ее нестареющем, бессмертном теле. Но если она станет его марионеткой и поможет ему осуществить его план, то получит свободу…
Если бы она послушалась своих инстинктов, то разорвала бы министру тощую глотку. В таком случае, по крайней мере, наказание было бы заслуженным. Но у него имелся и второй крючок: Детлеф. Тибальт пообещал, что, если она откажется с ним сотрудничать, он использует все свое значительное влияние, чтобы закрыть Театр памяти Варгра Бреугеля и организовать судебные преследования драматурга. Тибальт намекал, что не составит большого труда сокрушить Детлефа, который в последнее время стал уже не тот, что прежде. Женевьева и так была достаточно виновата перед Детлефом и понимала, что не сможет послужить причиной его дальнейших страданий.
Тибальту не требовалось объяснять ситуацию, сложившуюся между ним и графом. О ней и так все знали. Тибальт был сыном дворцового клерка, поднявшимся из низов благодаря собственному уму, решимости и шантажу, вымогательству и двуличию тоже. Он окружил себя такими же людьми, бесцветными тружениками без роду без племени, проложившими себе путь к преуспеванию скрипучими перьями, людьми, которые исподволь втерлись в дела Империи и сделались необходимыми. Тибальт и ему подобные никогда не обнажали меч в битве, не утруждали себя изучением необходимых при дворе манер. Они носили одинаковые скучные серые одежды в знак протеста против цветистого щегольства чистокровных аристократов, которых считали паразитами и нахлебниками.
Граф Рудигер фон Унхеймлих был шефом Лиги Карла-Франца, знаменитого студенческого общества при Университете Альтдорфа, и необъявленным, неофициальным лидером старой гвардии, семей, служивших Императору со времен Сигмара, всех тех обветшалых и косных чистокровных аристократов, которые командовали армиями Империи и снискали своими победами славу имени Карла-Франца.
Граф редко удостаивал визитами крупные города Империи, но Карл-Франц и его наследник Люйтпольд множество раз гостили в охотничьем домике, выстроенном семейством фон Унхеймлихов в бескрайних лесах Талабекланда. Карл-Франц доверял Рудигеру, а граф был не тем человеком, чтобы молчать, видя нашествие серых человечков с гроссбухами, сосущих жизненные соки из Империи. После бунтов, вызванных введением налога «на большой палец», именно выпускники Лиги Карла-Франца, а не перемазанные чернилами бюрократы из казначейства помогали восстановить порядок.
Пока Морнан Тибальт валялся в госпитале, оплакивая свой утраченный пальчик, а Империю, прознавшую про альтдорфские восстания, лихорадило, именно граф Рудигер созвал коллегию выборщиков и еще девятнадцать баронов из лучших семей в своем охотничьем домике. Там они разработали план, позволивший предотвратить революцию.
«Мы снова будем Непобедимыми», – сказал он, и Империя вспомнила былые дни, дни политиков-воинов вроде графа Магнуса Шеллерупа. После месяцев кровопролития все вновь склонились перед Домом Вильгельма Второго.
В этом же году, позднее, граф Рудигер и Император собирались встретиться вновь на церемонии по поводу вступления принцем Люйтпольдом в пору зрелости. Там должны были собраться и выборщики, и девятнадцать баронов. И Морнан Тибальт боялся, что тайное совещание между этими потомками великих родов Империи может привести к ниспровержению одного серого сына клерка.
«Граф должен умереть, – сказал ей Тибальт, – и таким образом, чтобы эта смерть не вызвала вопросов. Если получится, несчастный случай. Если придется, простое убийство. В любом случае указующий перст должен быть направлен в другую сторону. Фон Унхеймлих – охотник, самый лучший в Империи. А вы, мадемуазель Дьедонне, хищница. Полагаю, что ваше противостояние будет захватывающим».
У Тибальта уже имелась в нужном месте одна марионетка, Бальфус. Но проводник был просто шпионом. А министр нуждался в убийце.
