Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
– Я не знаю, – сказал Оселедец и покачал головой. – У нас тут не особенно приветствуются любопытство и праздные разговоры. Но я в прошлом был школьным учителем, неплохо умею читать по лицам. Темный он, вот что я тебе скажу, Ворон. Ты вот пришел к нам в первый раз. Но я сразу понял, что ты наш. Ты и говоришь с настоящим жаром. Мне сразу понятно, что твои слова идут из глубины души, а не просто заучены по бумажке, да еще написанной другими людьми.
– Плохо! – Борович вздохнул. – Никто его толком не знает, он ни с кем отношений не поддерживает. Мы стремимся создать армию, которая по первому приказу поднимется и бросится в бой, но не ведаем, кто такой Лодяжный.
Борович специально часто говорил «мы» в тех местах, где речь шла только о нем самом и его мнении. Он знал, что Оселедец был учителем, яро ненавидел москалей, поляков, австрийцев и венгров, которые веками держали украинцев в черном теле.
Учитель из него вышел весьма скверный. В географии он путался, историю вообще знал крайне плохо. Но Борович всячески выпячивал педагогическое прошлое Оселедца как особый его талант, достойный настоящего вождя. Хотя надо отдать ему должное. У него был один из самых крупных отрядов в этом районе. Другие командиры уважали его и за возраст, и за дар убеждения.
Сидор Оселедец мог поднять людей, вдохновить их словом. Борович хотел использовать эти его ценные качества. Правда, не забывал он и о том, что на руках Оселедца крови было, наверное, больше, чем у любого другого командира УПА.
– Я надеюсь на тебя и свое мнение обязательно передам в штаб. Прошу шума не поднимать, пока не все ясно. Я еще не навел справки о Лодяжном. Помни, тишина! Без приказа никаких действий не предпринимать, места дислокации не менять. Таково требование штаба. Все его планы полетят к чертям, если командиры будут играть в казацкую вольницу. Мы настоящая регулярная армия, Сидор! – проговорил Борович.
– Это да! – согласился Оселедец и спросил: – Значит, ты уходишь, Ворон?
– Да, пора мне в другие районы. Не мог бы ты со мной послать кого-то из своих? А то опасно стало. Мы дважды чуть не попали под пули братьев по оружию. Они не узнали нас, стрельбу открыли. А тебя и твоих людей в здешних лесах вроде все знают.
– А ты в какую сторону направиться решил?
– Сейчас к шоссе, – сказал Борович и посмотрел на наручные часы. – Там мой человек на машине должен появиться.
– Эй, Сидоренко! – крикнул Оселедец в сторону навеса над длинным столом. – Возьми с пяток хлопцев, со мной пойдешь.
Борович сдержал взволнованный выдох.
«Хорошо получилось, что Оселедец сам вызвался проводить меня, – подумал Михаил. – Есть время поговорить с ним, еще раз прощупать ситуацию. Заодно мы с ним попадаем как раз на начало операции по блокированию района, где окопались бандиты со своим Лодяжным. Только бы там у Лозового все получилось!»
Трое бойцов Оселедца шагали впереди, метрах в десяти, зорко поглядывая по сторонам. Байбаков и Полянский торчали как пришитые за спиной Боровича. Еще двое оуновцев шли замыкающими.
Разговор снова зашел о тактике борьбы. Оселедец опять коснулся опасной темы. Мол, можно так и сидеть без дела, пока НКВД всех не выследит и не накроет. Он считал, что борьбы без потерь не бывает, а беспокоить советскую власть обязательно нужно. Все противники независимой Украины ни одной ночи не должны спать спокойно. Но он, Оселедец, подчиняется приказу штаба УПА.
Борович предложил ему прибавить шагу, ссылаясь на то, что на душе у него как-то неспокойно, а он привык еще с германской войны доверять своей интуиции. Не случилось ли чего с машиной?
Он шел и мысленно твердил про себя:
«Только бы автоколонна с солдатами не пришла раньше времени. Тут важна каждая минута. Не раньше, но и не позже».
Он оглянулся на своих здоровенных телохранителей. Судя по выражению лица Байбакова, тот тоже напряженно прислушивался, не раздастся ли каких звуков со стороны шоссе.
Деревья начали редеть, кустарник стал выше. Борович со своими сопровождающими шел по краю оврага, который выходил к шоссе. Машин не было слышно, ветер шумел в кронах деревьев, на небо наползали тучи. Все говорило об ухудшении погоды.
Если Лозовой успел, то он должен быть уже здесь, по эту сторону дороги. Время, время!
Тут со стороны реки вдруг показались люди. Они бежали быстро, спотыкались о корни деревьев, падали и снова вставали. Это был не Лозовой, а погоня за ним!
Бойцы Оселедца стали настаивать на возвращении на опушку, под деревья, но тут возле дороги ударил длинными очередями ручной пулемет. Неизвестные люди попадали. Одни так и остались лежать, другие начали отползать, искать укрытия, ударили из автоматов.
«Успел! – обрадовался Борович. – Вадим не опоздал!»
Оселедец не успел еще ничего понять, но здоровое чувство опасности говорило ему о том, что воевать между собой могут только люди из НКВД и повстанцы. Любопытно, конечно, посмотреть, но торчать на опушке нельзя.
Одиночный выстрел в этой какофонии никто и не различил. Оселедец вдруг застонал, повалился на Боровича, схватился за кровоточащую рану выше локтя. Охранники попадали на землю и приготовились к стрельбе.
Но Борович уложил Оселедца на траву и крикнул им:
– Не стрелять! Это шальная пуля. Не выдайте нас своей пальбой!
«Молодец, Сергей! Отличный выстрел!» – мысленно добавил он.
Полянский подполз к ним, разрезал рукав пиджака и стал перевязывать руку раненому Оселедцу.
Байбаков сидел на одном колене, поводя автоматом из стороны в сторону.
Наконец он подал голос:
– Слышите? Это машины. Их много. Уходить надо, Ворон!
– Эй, хлопцы! – окликнул Борович оуновцев. – Берите Сидора и ходу назад!
– Что там? – простонал Оселедец.
– Там все очень плохо, – проговорил Михаил, шагая за спинами бандитов. – Лодяжный бежал к дороге, куда выезжала колонна военных машин. Москали облаву готовят, а Лодяжный выскочил, чтобы не попасть под нее. Понял теперь, Сидор? Сообразил, кто такой Андрей Лодяжный?
– Надо остальных как-то предупредить, – хриплым голосом сказал Оселедец. – Он ведь и на других может навести.
– Ничего, теперь-то мы его знаем, – отозвался Борович, прислушиваясь. Кажется, на дороге все закончилось. – Как ты, Сидор? Хлопцы, остановитесь. Кажется, снова кровь пошла, повязка сдвинулась.
Бойцы снова положили Оселедца на траву. Он скрипел зубами, когда они перетягивали жгутом его руку выше раны, потом накладывали повязку.
Сидор вдруг протянул руку, сжал локоть Боровича и проговорил:
– Ворон, я теперь понимаю, насколько тебе сложнее, чем всем нам! Нет, ты послушай, я должен сказать. Я знаю, тебе многие не особенно верили. Некоторые считали, что вы сидите там, в заграничном штабе, и умничаете, а мы, истинные борцы, здесь под смертью ходим. А теперь я скажу. Есть Ворон, который линию фронта перешел, людей при этом потерял! Теперь он здесь, пытается нам глаза открыть. Мы-то в лесах, в землянках, а этот человек каждую минуту рискует нарваться на патруль НКВД. Ты дело говоришь, Ворон. Я встречался с хлопцами, которых ты там, в Кракове, готовил для заброски сюда. Они замечательно о тебе отзывались. Ты сильный человек, опытный, тебя надо слушать. Так я всем и скажу! И вот сейчас, если бы не пошли мы с тобой, то один черт знает, чем все могло бы закончиться.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 51
