Но несмотря на это, Вера не могла уснуть по ночам, думая о том, скоро ли о них начнут сплетничать. Она не спрашивала его, зная наверняка, что он не рассказывает жене об их встречах.
Элан показал ей письма Леоны, как только начал их получать.
— Я не собираюсь показывать их Карен, — сказал он. — Они только расстроят ее.
— Я уверена, что она не придаст им значения.
— Нет, Карен лишь выглядит умудренной опытной женщиной, на самом деле она далеко не так уверена в себе. И она зависит от меня в гораздо большей степени, чей ей кажется.
Через несколько недель он сказал ей, что Карен обнаружила письма.
— Как я и предполагал, она огорчена и встревожена.
В это время Вера подумала, что Карен ведет себя несколько странно. Встревожена за своего мужа и все время в отъезде. Глупая женщина.
Сначала Элан, казалось, намеренно избегал разговоров о себе. Затем, постепенно, он начал рассказывать ей о своем детстве.
— Отец ушел от нас, когда мне было восемь месяцев. Мама с бабушкой… такой дуэт! Они только и делали, что зарабатывали деньги. — Он рассмеялся. — Я имею в виду, что они почти только этим и занимались. У бабушки был большой старый дом в Итаке. Она сдавала комнаты старикам. Я всегда говорил, что вырос в доме престарелых. Четверо или пятеро стариков были в прошлом педагогами, так что у меня не было проблем с домашними заданиями. Моя мать работала в местном универмаге. Они экономили каждый цент, чтобы я мог получить образование, и с умом вкладывали деньги. Готов поклясться, что они были разочарованы, когда я получил право на большую стипендию в Йельском университете. Они обе хорошо готовили. Я до сих пор помню, как приятно было приходить домой холодным днем после занятий и, открывая дверь, чувствовать тепло и вдыхать вкусные запахи, разносившиеся из кухни…
Элан рассказывал ей все это за неделю до смерти. Затем он добавил:
— Вера, я чувствую то же самое, когда прихожу сюда. Тепло и ощущение, что я прихожу домой к тому, с кем я хочу быть, и кто, я надеюсь, хочет быть со мной. — Он обнял ее. — Ты можешь немного подождать? Мне нужно что-то придумать.
Вечером перед смертью Элан в последний раз приходил к ней. Он был очень расстроен и подавлен.
— Мне надо было сначала поговорить с Лори и ее сестрой. Я слишком поторопился, обратившись сразу к декану. Теперь декан считает, что у меня со студентами слишком панибратские отношения. Он прямо спросил, какие проблемы у нас с Карен и что является причиной ее столь частого отсутствия.
В тот вечер уже в дверях он медленно поцеловал ее и сказал:
— Все изменится. Ты нужна мне, и я очень люблю тебя.
Какое-то предчувствие подсказывало ей, что надо попросить его остаться. Если бы она только прислушалась к нему и — плевать на все эти сплетни. Но она дала ему уйти. После половины одиннадцатого она позвонила ему. У него был радостный голос. Он уже поговорил с Карен и все выложил ей. Он принял снотворное.
— Я люблю тебя, — вновь сказал он, и это были последние слова, которые она от него услышала.
Слишком взволнованная, чтобы лечь спать, Вера посмотрела в одиннадцать часов новости и начала прибираться в гостиной, взбивая подушки и раскладывая журналы. Она заметила, как на кресле что-то блеснуло. Это был ключ зажигания от машины Элана. Он, видимо, выпал из его кармана.
Ее внезапно охватило какое-то непонятное беспокойство. Найденный ключ был предлогом для очередного звонка. Она набрала его номер и долго слушала гудки. К телефону никто не подходил. «Должно быть, снотворное уже подействовало», — убедила она себя.
Сегодня, под влиянием вновь нахлынувшего на нее чувства одиночества, Вера торопливо шла с опущенной головой по вымощенной булыжником дорожке. Перед ее глазами стояло лицо Элана. Ей мучительно хотелось обнять его. Она дошла до ступенек. «Элан. Элан. Элан».
— Элан…
Вера не заметила, что произнесла его имя вслух, пока не встретилась с проницательным взглядом Брендона Моуди, поджидавшего ее на крыльце.
81
Сидя в углу за столиком в «Вилья Чезаре» в Хиллздейле, в нескольких километрах от Риджвуда, Сара никак не могла понять, как ей пришло в голову согласиться на этот ужин с преподобным Бобби и Карлой Хоккинс.
Эта парочка показалась в дверях через пять минут после ее возвращения из Нью-Йорка. Как они объяснили, они ездили тут неподалеку, осматривая окрестности, и видели, как она обогнала их на Линкольн-авеню.
— У вас был такой вид, словно вам нужна помощь, — сказал преподобный Бобби. — И я почувствовал, что Господь велел мне развернуться и заехать к вам, чтобы узнать, как дела.
Когда Сара, распрощавшись с Грегом Беннетом, в семь часов приехала домой из клиники, то почувствовала сильную усталость и голод. Софи не было и, как только Сара открыла дверь пустого дома, поняла, что не хочет находиться там. «Вилья Чезаре» издавна был ее любимым рестораном, где можно великолепно поесть. «Устрицы, креветки, белое вино, каппучино, всегда теплая, приветливая обстановка», — подумала она. Сара уже выходила из дому, когда подъехали Хоккинсы; и в конце концов они поехали в ресторан вместе.
Приветствуя кивком головы знакомых, сидевших за другими столиками, Сара сказала себе: «Это доброжелательные люди, и я выслушаю все их проповеди». Погруженная в свои мысли, она не сразу поняла, что преподобный Хоккинс спрашивает ее о Лори.
— Это дело времени, — объяснила она. — Джастин, я имею в виду доктора Донелли, совершенно не сомневается в том, что в конце концов Лори перестанет упорствовать и расскажет о той ночи, когда умер профессор Грант. Но похоже, что эти воспоминания тесно связаны со страхом, который она испытывала в прошлом. Доктор полагает, что в какой-то момент у нее наступит внезапное просветление памяти. Я молю Бога, чтобы это случилось.
— Аминь, — произнесли в унисон Бобби и Карла.
Сара поняла, что была неосмотрительна. Она рассказывала о Лори слишком много. Ведь она совершенно не знала этих людей, и единственное, что их связывало, это продажа дома.
Дом. Вот о чем можно поговорить.
— Мама сажала цветы с таким расчетом, чтобы у нас постоянно что-то цвело, — сказала она, выбирая булочку поподжаристей. — Тюльпаны просто великолепны. Вы сами видели. Мне они нравятся больше всего. У нас они красивы, но у д'Андреас — вообще необыкновенны. Это угловой дом.
Опал ослепительно улыбнулась.
— О каком доме вы говорите? О том, что с зелеными ставнями, или о белом, который прежде был розовым?
— О том, что был розовым. Отец просто видеть его не мог, когда прежние владельцы покрасили его в этот цвет. Я помню, как он говорил, что собирается ехать в муниципалитет и ходатайствовать о снижении налогов с него.
Опал чувствовала, как Бик жег ее взглядом. Она чуть не ахнула, осознав свою чудовищную оплошность. «И чего она сейчас вспомнила про этот угловой розовый дом? Сколько лет назад его перекрасили?»
