…не томисьВ разгадыванье сокровенных тайн,Их Богу предоставь; Ему служиБлагоговейно……Слишком далекиПросторы неба, дабы ведал ты,Что там свершается. Итак, пребудьСмиренномудрым…[265]
В той же поэме Мильтон описывает спуск Сатаны на Солнце, при котором образуется пятно, подобное тем, что видны в телескоп. Жест поддержки? В любом случае запоздалый. По крайней мере Галилей, вопреки легендам, не провел в тюремной камере и одного дня. Он написал две комедии, читал лекции о Данте и продолжал свои академические занятия до самой смерти в 1642 году в возрасте семидесяти восьми лет. “В поколении, заставшем Тридцатилетнюю войну, самое большое несчастье, которое случилось с ученым, – история Галилея, мягкое порицание и почетное домашнее содержание вплоть до мирной смерти в своей постели”, – писал Альфред Норт Уайтхед[266].
Почти столетие спустя папа Бенедикт XIV даровал имприматур (официальное разрешение Рима на публикацию) первому изданию “Полных трудов” Галилео Галилея (хотя парадоксальным образом запрет на сочинения Коперника продолжался до 1828 года). И еще двести тридцать лет пройдет, прежде чем в 1979 году папа Иоанн Павел II распорядится пересмотреть дело Галилея. Понадобилось двенадцать лет либерализации, чтобы в 1992 году Ватикан наконец признал, что Галилей и его теория оправданы. В марте 2008 года папа Бенедикт X V I объявил, что памятник великому ученому будет воздвигнут в Ватикане. Глава Папской академии наук (сам ядерный физик) сообщил: “Церковь желает закрыть дело Галилея и достичь четкого понимания не только наследия Галилея, но и отношений между наукой и верой”[267]. Даже по стандартам великой институции это было чересчур долго.
В действительности, разумеется, причины для столь долгого неприятия новых теорий были. Появление новых технологий серьезно затрагивает системы верований, и только с изобретением печатного пресса идеи смогли получить по-настоящему широкое распространение. Но даже тогда революционные повороты мышления непременно встречали серьезное сопротивление. Зигмунд Фрейд (1856–1939) распространял мнение, согласно которому Коперник вызвал особенное отторжение, потому что вывел человечество из его исключительного положения в центре вселенной. На самом деле удар, нанесенный галилеевым открытием пятен на Солнце, был гораздо сильнее. Было нечто ужасное в несовершенстве Солнца, как будто недостатки человеческого лица перенеслись на всемогущий диск в небе, многократно увеличенные. До Галилея Солнце было безупречной, идеальной сферой. И вдруг в одночасье оно стало грязным, испещренным пятнами.
С появлением телескопа человеку XVII века пришлось заново выстраивать мир, уже не путем интерпретации воображаемого – солнечных богов, небесных колесниц, пожирающих солнечный диск драконов, – а путем постоянной квалификации и фильтрации наблюдаемых данных. И вероятно, мысль о том, что великая звезда пусть и центр солнечной системы, но лишь малая часть Божьего замысла, да и та в пятнах, переворачивала все мировоззрение.
Глава 10
Диковинные моря мыслей
Не знаю, чем я могу казаться миру, но сам себе я кажусь только мальчиком, играющим на морском берегу, развлекающимся тем, что до поры до времени отыскиваю камешек, более цветистый, чем обыкновенно, или красивую раковину, в то время как великий океан истины расстилается передо мной неисследованный[268].
Исаак НьютонКогда созрело яблоко и падает – отчего оно падает? Оттого ли, что тяготеет к земле, оттого ли, что засыхает стержень, оттого ли, что сушится солнцем, что тяжелеет, что ветер трясет его, оттого ли, что стоящему внизу мальчику хочется съесть его?
Лев Толстой, “Война и мир”“Я должен умереть, – писал нелюдимый и одинокий школьник Исаак Ньютон (1643–1727) в своем учебнике латинских упражнений, – я могу только рыдать и не знаю, что мне делать”. Главный биограф описывает его как “измученного человека… крайне невротичного, вечно колеблющегося, как минимум до достижения среднего возраста, на грани нервного срыва”[269]. За всю жизнь он так и не женился; как шутил персонаж в “Аркадии” Тома Стоппарда, секс был “притяжением, которое Ньютон сбросил со счетов”. Трудно представить себе его и наслаждающимся галилеевым определением вина как “света, собранного влагой”. У него не было слуха, скульптуры он называл “каменными куклами”, а поэзию – “гениальной бессмыслицей”[270]. Но после смерти сэр Исаак Ньютон был признан крупнейшим гением своего времени. Знаменитый во всем западном мире, он тридцать лет пробыл председателем Королевского общества (величайшая научная институция мира, основанная во времена физика-любителя Карла II), дважды был членом Парламента, удивительным образом он также оказался энергичным и квалифицированным управляющим Монетного двора, когда вступил на эту должность и отвечал за чеканку монет во всей Англии. Местом его последнего упокоения стало Вестминстерское аббатство, там воздвигнут мраморный монумент 25 футов высотой, где над полулежащей статуей Ньютона висит небесный глобус. Рядом херувимы взвешивают Солнце и планеты, латинская надпись гласит: “Пусть смертные радуются, что существовало такое украшение рода человеческого”. Никто во всей истории человечества не понимал “что делать” лучше него.
