Сегодня культурной нормой для американцев считается либо бальзамирование и последующее захоронение, либо кремация. Однако культура и верования больше не обязывают нас делать это.
На протяжении всей истории похоронные ритуалы, вне всяких сомнений, были связаны с религиозными верованиями. Однако современный мир становится все более светским. Самой популярной религией в Америке постепенно становится «отсутствие религии»: к атеистам относят себя практически 20 % населения страны.
Даже глубоко верующие люди признают, что ранее важные для них посмертные ритуалы со временем утратили свою значимость.
В современном мире мы без всяких ограничений можем придумывать ритуалы, которые будут отвечать требованиям сегодняшней жизни. Свобода волнует, но одновременно воспринимается как ноша. Мы не можем жить, не выстраивая отношений с фактом собственной смертности; границы светских способов общения со смертью будут расширяться с каждым годом.
Со временем я начала выкладывать в интернет эссе и манифесты от имени «Ордена хорошей смерти», пытаясь отыскать людей, которые разделили бы мое стремление к переменам. Одним из таких людей стала Джэ Рим Ли, дизайнер и художница, окончившая Массачусетский технологический институт. Она создала полный костюм для похорон, который можно отнести к моде ниндзя: на черной ткани виднеется древовидный узор из белых нитей. Ли изготовила нити из спор грибов, которые должны поглощать человеческое тело. Работая над костюмом, Ли «скармливала» грибам кусочки собственной кожи, волос и ногтей. Хотя это может напомнить о мире будущего из «Зеленого сойлента»[85], Ли учит грибы одновременно очищать человеческое тело от токсинов и разлагать его. После просмотра ее работы в Центре искусств и архитектуры в Лос-Анджелесе мы с Ли купили по тако[86] и несколько часов проговорили на скамейке на автобусной остановке. Мне было радостно пообщаться с человеком, заинтересованным в расширении границ современных способов захоронения, а ей было приятно, что представитель современной похоронной индустрии может с удовольствием выслушать ее идеи. В итоге мы пришли к выводу о том, что люди должны научиться принимать факт собственного неминуемого разложения. Ли подарила мне ведерко плотоядных грибов, которым я пыталась сохранить жизнь, но у меня ничего не получилось. Полагаю, я давала им недостаточно плоти.
На протяжении тех лет, что я работала в «Вествинде» и училась в колледже похоронного дела, я боялась публично обсуждать отрицание смерти в нашей культуре. Интернет – не самое доброе место, особенно для молодых женщин. Мой веб-сериал «Спроси сотрудника похоронного бюро» набирает столько негативных комментариев, что их чтение заняло бы целую жизнь. Да, джентльмены, я понимаю, что из-за меня ваш пенис охватывает трупное окоченение. Однако со мной не согласно не только анонимное быдло: работники похоронной индустрии не всегда в восторге от моего стремления поделиться с другими тем, что они считают «закулисными» фактами, знать которые достойны лишь они сами. «Я понимаю, что она веселится, но так как в похоронной индустрии нет места веселью, я бы не доверил ей своего любимого человека». Национальная ассоциация работников похоронной индустрии, крупнейшая профессиональная ассоциация в этой сфере, до сих пор никак не комментирует мою деятельность.
Однако по мере того, как я становилась смелее, люди начали выходить из тени. Подниматься из могил, если хотите. Сотрудники похоронных бюро, работники хосписов, исследователи, режиссеры и художники захотели выяснить, какую роль играет смерть в нашей жизни.
Я писала множество писем, иногда совершенно неожиданных для себя. Одним из моих адресатов был доктор Джон Тройер, профессор центра Смерти и общества при Университете в Бате. Доктор Тройер, чья диссертация называется «Технологии человеческого тела», изучает крематории, которые сохраняют излишнее тепло, образующееся в процессе кремации, и применяют его для других целей, например, отапливания других зданий или, как это делал один из крематориев в Вустершире, обогрева местного бассейна, сохраняя налогоплательщикам £14 500 в год. Это позволяет сделать процесс кремации, при котором на одно тело уходит столько же энергии, сколько на 800-километровую поездку на машине, более экономичным. К счастью, доктор Тройер хотел побеседовать со мной, несмотря на то, что в теме моего электронного письма было написано: «От девочки-фанатки!»
Когда окружаешь себя единомышленниками, жить становится намного легче.
Находя единомышленников, я испытывала облегчение. Это позволяло побороть предрассудки и справиться с отчужденностью. Моими единомышленниками стали те, кто не боялся изменить отношения со смертью, сдернуть саван с нашего восприятия смерти и приняться за тяжелую работу, убеждая других взглянуть в лицо неизбежности.
Эта работа поглотила мое внутреннее «я». Внешне я все еще была водителем фургона с телами. Три раза в неделю я возила по 11 тел из Сан-Диего по автомагистрали I-5, каждый раз проходя через иммиграционный контрольно-пропускной пункт.
Мой большой белый фургон без опознавательных знаков выглядел гораздо более подозрительно, чем остальные «Приусы» и «Вольво» в очереди. К моему удивлению, мне хотелось, чтобы меня остановили: это внесло бы хоть какое-то разнообразие в мой рабочий день. В своей голове я представляла возможную сцену следующим образом:
– У вас там нет незаконных иммигрантов, милочка?
– Нет, там нет иммигрантов, офицер. Просто 11 человек, – ответила бы я и, протирая стекла солнцезащитных очков, добавила бы: – Бывшие граждане США.
