Капитан был таким же невозмутимым и холодным, как его голос. Непроницаемая холодность, высокий рост и светлые, почти прозрачные глаза наводили на мысли о его принадлежности к уроженцам Северной Европы. Но смуглая кожа и черные густые усы, тщательно расчесанные и подстриженные, выдавали его южное происхождение.
— Извините, что побеспокоил вас. Я получил радиограмму с берега и попал в сложное положение. Федерико — мой друг, а вы — друг Федерико…
Марина затаила дыхание. Неужели ее выследили?
— А этот человек — ваш соотечественник и предпочитает общаться именно с вами. Поэтому я позволил себе обратиться к вам.
Страх отпустил Марину.
— А что произошло?
— Мне не сообщили, что именно, да и вообще, произошло ли что-то. Просто попросили проследить, где этот пассажир сойдет на берег.
— Он плывет на Кипр, как и я.
— Но он может передумать и сойти в Афинах. Вряд ли он крупный преступник, скорее речь идет об алиментах или нечистоплотности в бизнесе…
Марина вспыхнула.
— Вы что же, предлагаете мне следить за ним? Я не собираюсь доносить на кого бы то ни было.
Выражение лица капитана не изменилось.
— Нет-нет, я просто хотел, чтобы вы были внимательны с ним. Внимательны и осторожны.
— Ладно, если я замечу пистолет у него в носке, то сообщу вам.
Капитан вздохнул с облегчением и встал. Теперь он мог считать, что вышел из создавшегося щекотливого положения достойно.
— Еще раз извините за беспокойство.
По пути из каюты капитана Марина встретила Проходимцева в просторном спортивном костюме, резиновых шлепанцах и с помятым лицом. Таких лиц и костюмов не было на теплоходе больше ни у кого.
— Ты уже прогуливаешься? А я только что встал. Что было на завтрак? Мне нужно срочно опохмелиться. Опохмеляться лучше тем же, что пил накануне.
— Бар откроется только после обеда, — напомнила ему Марина.
Лицо Проходимцева вытянулось. Он совсем забыл, что только на родных просторах можно опохмелиться в любое время суток. И все, чему научило его полугодовое пребывание в Италии, забылось, едва Проходимцев встретил Марину и расслабился. Проходимцев заметно огорчился.
— Что за человеконенавистнические порядки, — длинное слово далось ему не с первого раза. — Вообще-то у меня не бывает похмелья. А может быть, это морская болезнь?
В глазах его застыла надежда, как будто морская болезнь облагораживала его недомогание в отличие от банального похмелья.
— Я слышала, что вечером будет шторм.
— Но вечером будет открыт бар, — возразил Проходимцев.
— И какая связь между этими двумя фактами? — насмешливо спросила Марина.
Судно качнулось, Проходимцев застонал и побрел назад в свою каюту.
— Пойду попрошу у стюарда аспирин.
Марина почувствовала к Проходимцеву еще большую симпатию.
За ужином капитан все так же исподлобья наблюдал за безудержным весельем своего соседа, а Марина наблюдала за капитаном.
Шторм действительно разыгрался. Бортовая качка сменялась носовой. Стаканы подрагивали, тарелки скользили по столу. Ресторан был полупустым — пожилые пассажиры предпочитали переносить качку в собственных каютах.
Старичок банкир, в награду за трезвость не подверженный приступам морской болезни, быстро опустошал свою тарелку. Проходимцев не отставал от него. Марина решила съесть большую грушу, взяв ее с круглого стеклянного блюда в центре стола.
Ножом она разрезала грушу на множество маленьких кусочков, но так и не заставила себя отправить в рот хотя бы один.
Дождавшись, когда капитан уйдет, Марина спросила Проходимцева:
— Скажите, вы женаты?
Он по своему обыкновению захохотал.
— А вы хотите мне сделать предложение? Нет, никогда не был и не буду. Зато у меня есть в Москве сестра. Вот она замужем. За важной шишкой из правительства. Один мой знакомый как-то…
Продолжить Проходимцев не смог, потому что его согнуло пополам от смеха. Наверное, это была самая смешная история из жизни его знакомых.
Теплоход то зависал на гребне волны, то падал вниз, в пустоту, так что внутренности подступали к горлу. Вода хлестала в стекла иллюминаторов. Ветер завывал по-зимнему. На палубу сегодня выходить не стоило.
— Вы сказали, что вы бывший банкир, — вспомнила Марина. — Это звучит странно.
— Ну да, банкир без банка.
— А что случилось с вашим банком?
— Как что? Лопнул. Обанкротился.
Банкир-итальянец уловил, что говорят о банках, и попросил Марину перевести. Когда он узнал, в чем дело, лицо его оживилось.
— Вот видите, я же говорил! Алкоголь губит все живое и расстраивает дела.
Проходимцев заливался смехом. Все шло своим чередом. Если не считать качки, ничуть, впрочем, не повлиявшей на Проходимцева.
Путешествие Марины подходило к концу. Ей стыдно было признаться, но в Афинах она не спустилась на берег, потому что боялась. Она все еще не привыкла, что от преследователей ее отделяют многие километры воды.
Никто из них не знает, что она покинула Италию. Пусть перероют хоть всю страну.
А в Москве она выложит все, что узнала, следователю Егорову. Он, конечно, будет зол на нее за то, что она нарушила подписку о невыезде. Но, с другой стороны, ее поездка оказалось полезной для их с Егоровым общего дела. Ему только останется съездить за рыжим вышибалой в белом костюме, а американцы едва ли решатся снова вернуться в Москву. Марину наконец оставят в покое.
На Кипре теплоход почти полностью менял пассажиров. Сходили многие из тех, кто не сошел в Афинах. Поэтому вечером накануне прибытия на Кипр устраивался прощальный праздник.
Капитан немного задержался после обеда, чтобы холодным и невозмутимым тоном объявить пассажирам о предстоящих увеселениях.
На праздничный ужин все престарелые дамы не упустили случая явиться в вечерних платьях, обнажив увядшие шеи и плечи, а также украсив их бриллиантами. Их спутники проявили меньшее единодушие и пришли кто в чем. Черные смокинги соседствовали с летними светлыми пиджаками и цветными рубашками.
Капитан неодобрительно взирал на это проявление неуважения к традициям вверенного ему судна.
Зато Проходимцев явился как раз в черном костюме, белой рубашке и белом галстуке-бабочке. Кажется, это немного подняло его в глазах капитана. Но Марине Проходимцев в этом костюме напоминал официанта.
А Марина была все в том же венецианском платье с рисунком из зеленого и красного перца. Помпезные туалеты, которые предлагал корабельный магазин, не подходили Марине по размерам и просто не соответствовали ее вкусам. Магазин рассчитывал на статистическое большинство пассажиров — дам в возрасте.
