Захотелось крикнуть, обратиться к ним, выяснить, в чем дело, вызвать на осмысленный диалог, но Житник был не из тех людей, которые легко поддаются панике и совершают за здорово живешь необратимые поступки. Закричать — значит, признать свою слабость. А в сверхъестественное Житник не очень-то верил.
— Не бойся, здесь всегда так, — сказал спокойный низкий женский голос.
Зашуршали кусты — на этот раз не зловеще, а по-человечески шумно, и к Житнику шагнула молодая высокая женщина в мужской одежде, с луком в руке. — Это они тебя пугают.
— Кто они? Ты о чем? — спросил Житник.
— Не знаю. Может, это души погубленных тобой людей. Может черти. А может дети местного лесного конунга Ветуси.
— Ага, — сказал Житник, прищурившись.
— Да, — подтвердила Эржбета. — А если какой человек со злыми помыслами сюда сунется, так ближе, чем на пятьдесят шагов не подойдет.
— Это почему ж? — спросил Житник.
— Это потому, что ноженьки нести его откажутся, а глазоньки путь указывать, — сказала Эржбета.
Житнику, знакомому с некоторыми особенностями характера этой женщины, слова эти не показались смешными.
— Что ты здесь делаешь? — спросил он.
— Слышала я, что съезд будет, — объяснила Эржбета. — Знала, что они тебя попросят соблюсти ритуал. И жду тебя здесь уже добрых два часа. У меня есть к тебе предложение.
— От Марьюшки?
— От нее родимой. Не скрою — именно от нее. Впрочем, и для себя я надеюсь некоторую выгоду извлечь, поэтому ее предложение добавлю своим.
— Ты дальновидна.
— Да.
— И практична.
— Еще бы.
— Но не думаю, что марьюшкины предложения могут принести мне нынче выгоду.
— Я знаю, что ты так думаешь.
— А твои — тем более.
— И это знаю. А ты знаешь ли?
— Что именно?
— Что все твои люди в Киеве, вся купеческая трусливая дребедень, все, готовившие заговор против Владимира, схвачены Святополком, допрошены, а затем казнены?
— Слышал.
— И что Святополк не применит сообщить о том заговоре Ярославу, просто так, на всякий случай?
— Думаю, что именно так он и поступит.
— И что Неустрашимые после внутреннего раскола покинули Киев?
— Видел.
— Но связи остались.
— Еще бы. Полтора века Неустрашимые проторчали в Киеве — странно было бы, если бы связи не остались.
— И Марьюшке удалось многое сохранить.
— Марьюшке всегда многое удается.
— Ты не находишь, что у нее тяжеловат арсель?
Житник подумал.
— Вроде бы да, — сказал он. — Мне не приходило раньше в голову рассматривать ее как женщину. Но, раз ты говоришь, что тяжеловат, то наверное это так и есть.
— Тяжеловат, уж ты мне поверь. Никто не оценит женщину лучше, чем другая женщина, состоящая у нее на службе.
— Ты права.
— Так вот, Марьюшка наша…
— … с тяжелым арселем…
— … предлагает тебе услугу, ничего не требуя взамен, кроме…
— Кроме?
— Кроме того, что в течении некоторого времени ты будешь чувствовать себя обязанным. Не сильно. Слегка.
— Это так на нее похоже!
— Да, и не говори! В этом она вся!
— А ты?
— А я помогу ей оказать тебе эту услугу, но взамен я, в отличие от Марьюшки, кое-что потребую для себя.
— Деньги?
— Нет. Землю. Немного совсем. И это не срочно. И уже после того, как ты станешь полновластным хозяином Земли Новгородской.
Житник вложил сверд в ножны и поправил перевязь.
— Что за услуга? — спросил он, закладывая руки за спину.
— О! Услуга великая. В Новгороде… это город такой…
— Да, на реке Волхов.
— Именно. В Новгороде, в яме, томится и страдает некий Детин.
— Да. Ты, я вижу, все новости знаешь.
— Через несколько дней над Детином состоится суд.
— Правильно.
— После того, как Детина оправдают, он даст Ярославу денег, и наемники останутся в городе еще на неопределенное время. Под их прикрытием Ярослав может сделать очень много. Например, попытаться тебя убить. Или обвинить в измене. Или взять тебя под стражу. Или сбежать в Швецию, а там ему еще наемников дадут, и, возможно, денег тоже.
— От тебя ничего не скроешь.
— Уж не сомневайся. И о твоих планах я знаю все, что мне нужно, и о… Впрочем, это не важно.
— А Детина оправдают?
— Возможно.
— Хмм.
— Ты не уверен? Можно подкупить или запугать тиуна, можно купить видоков, можно хорошо заплатить биричам и тем, что кричат в толпе, но нельзя одним махом купить толпу. Толпу надо настраивать, а это занимает некоторое время. Иногда месяцы.
Житник пожал плечами.
— Что с того? Ну, оправдают его, ну оплатит он варангам пребывание. Убивать меня Ярослав не станет. И в Швецию не сбежит.
— Почему ты думаешь, что не сбежит?
— У меня есть причины так думать.
— Не является ли исчезновение жены Ярослава одной из этих причин?
Житник строго и недобро посмотрел на Эржбету.
— Какое еще исчезновение? Жена князя исчезла?
— Не притворяйся, здесь все свои.
— Ничего об этом не знаю.
— Так-таки не знаешь?
— Нет.
Эржбета улыбнулась.
— Ну, что ж, — сказала она. — Раз тебе не известно, что она исчезла, думаю, тебе и вовсе неинтересно будет узнать, что внезапно она нашлась. То есть, для тебя она будто бы и не исчезала вовсе. Сидела себе, поглаживая пузо с наследником, в Верхних Соснах, стегуны лопала. И ведь какая гадина — Марьюшка ужасно расстраивается, когда вспоминает — жрет шведская посикуха в три горла, а все такая же худющая. Только пузо торчит.
— Постой, постой, — сказал Житник.
— Да уж.
— Как это — нашлась?
— Так. Нашлась.
— Когда?
— Давеча.
— И где она сейчас?
— Я ж сказала уже. В Верхних Соснах.
Ничего себе, подумал Житник. Вот и связывайся с татями после такого. Ничего не умеют. Или они сами Ярославу ее… продали? Сметлив Свистун! Сперва взял деньги у Рагнвальда, потом, когда Рагнвальда так удачно убрали (не сам ли Свистун?), уже свершенное дело перепродали мне. А теперь и с Ярослава решили выкуп поиметь. Сковородку заставлю лизать. В кипятке сварю по частям.
