Тогда отчаявшийся Аурангзеб приказал войскам повернуть назад. Солдаты были измучены голодом и жаждой, сам Аурангзеб и его жены впервые в жизни испытывали подобные муки. Но другого выхода не было — на отвесные скалы не взберешься. Ничего не поделаешь — приходилось возвращаться.
После полудня Аурангзеб со своими войсками приблизился к тому месту, где они вошли в ущелье, и увидел, что сама смерть ждет его прихода. Вход в ущелье тоже был завален непреодолимой горой вековых деревьев. А в горах по-прежнему в стройном порядке стояли раджпутские войска.
Необходимо было найти какой-нибудь выход, иначе войска ожидала неизбежная гибель. Призвав к себе всех своих военачальников, Аурангзеб лестью, просьбами, словами ободрения и угрозами уговорил их пойти на все для того, чтобы расчистить путь. Военачальники со своими солдатами бросились на штурм завала. На этот раз им было легче, потому что теперь саперная команда находилась впереди. Презирая смерть, моголы принялись рубить и растаскивать деревья. Но это продолжалось недолго. Их затопил железный и каменный дождь, подобно тому, как ливень в месяце бхадро[83] заливает рисовые поля.
Но несчастья на этом не кончились, по другую сторону завала, у подножия горы, стоял лагерь Радж Сингха. Предусмотрев возвращение моголов, он поставил пушки перед выходом из ущелья.
Грянул залп. Пробив сваленные деревья, ядра Радж Сингха понеслись на моголов, повергая на землю слонов, коней, воинов, военачальников. Могольское войско бросилось назад, в ущелье, притаилось там, как змея, которая в страхе перед огнем, сворачивается кольцом и прячется среди камней. Падишах снял с головы усыпанный алмазами белый тюрбан и, отбросив его в сторону, склонил колени и посыпал волосы пеплом. Делийский падишах вместе со своими войсками попался в ловушку раджпутов. Жизнь его была бы на некоторое время спасена, если бы у него был хотя бы мышиный запас продовольствия.
И тогда, вспомнив о спасительнице — маленькой раджпутской женщине, повелитель Индии выпустил на волю ее голубя.
Огонь начинает припекать УдипуриДоставив куда следовало Удипури и Зеб-ун-нису, Нирмал пришла к махарани Чанчал-кумари и совершила пронам. Выслушав ее подробный рассказ, Чанчал-кумари послала за Удипури. Когда та явилась, Чанчал-кумари усадила ее, а сама встала в знак почтения. Удипури вошла к ней с видом печальным и смиренным, но, увидев, что Чанчал-кумари к ней почтительна, решила, что жалкая индусская девчонка заискивает перед ней.
— Вы ищете смерти от рук моголов? — спросила она.
— Мы не ищем смерти от их рук, — усмехнулась Чанчал-кумари. — Падишах пришел сюда в надежде подарить нам смерть. Он забыл, что мы, индусы, не принимаем даров от иноверцев.
— Феодалы Удайпура из поколения в поколение принимали дар смерти от мусульман, — презрительно заметила Удипури. — Не только от султана Алауддина, предки Радж Сингха принимали этот дар от могольского падишаха Акбара и от его внука.
— Госпожа, — воскликнула Чанчал-кумари. — Вы забываете, что мы принимали смерть не как дар, а в долг. Этот долг Акбару заплатил Пратап Сингх. А мы собираемся расплатиться с вашим мужем. Я позвала вас, чтобы уплатить первую дол. Мой кальян погас. Будьте добры, набейте мне трубку.
Если бы жена падишаха по достоинству оценила ту любезность, которую проявила по отношению к ней Чанчал-кумари, то ей, возможно, не пришлось бы испытать подобное унижение. Но своими дерзкими словами она уязвила гордость вспыльчивой Чанчал-кумари и ей пришлось пожинать плоды собственного поведения. Когда она услышала приказание набить трубку, ей вспомнилось письмо Чанчал-кумари, она похолодела, но ответила с привычным высокомерием:
— Жены падишаха не набивают трубок!
— Ты не набивала трубок, когда была женой падишаха, — возразила Чанчал-кумари, — но теперь ты моя служанка, и ты набьешь мне трубку. Это мой приказ.
Удипури разрыдалась — не от горя, а от злости.
— Ты настолько дерзка, что смеешь приказывать жене падишаха Аламгира набивать трубку?! — воскликнула она.
— Я надеюсь, что завтра самому падишаху Аламгиру придется набивать трубку для махараны, — отвечала Чанчал-кумари. — Ты научишь его, если он не знает, как это делается. Поэтому овладей сначала сама этим искусством.
— Заставьте ее набить трубку, — приказала служанке Чанчал-кумари.
Удипури не двинулась с места.
— Подними трубку, — сказала ей служанка.
Удипури продолжала сидеть. Служанка взяла ее за руку, чтобы заставить ее подняться. Дрожа от страха и досады, любимая жена шахиншаха поднялась, чтобы взять кальян. Но она не успела сделать и одного шага, как по всему ее телу пробежала дрожь. И она без чувств опустилась на каменный пол. Служанка еле успела ее поддержать.
По приказу Чанчал-кумари служанки отнесли Удипури в роскошный паланкин, в котором для нее было приготовлено великолепное ложе. Они стали хлопотать над ней. Вскоре к Удипури вернулось сознание. Чанчал-кумари приказала всем относиться к ней с должным почтением. Нирмал должна была позаботиться о том, чтобы за ней ухаживали не хуже, чем за самой Чанчал-кумари.
— Все будет исполнено, — сказала Нирмал. — Но этого ей будет недостаточно.
— Что же ей еще нужно?
— То, чего в столице не достанешь.
— Ах, вино? Если она попросит, дайте ей.
Удипури осталась довольна уходом, но когда наступил определенный час, она позвала Нирмал и взмолилась:
— Имли-бегум, прикажи принести вина.
— Сейчас, — сказала Нирмал и тайно сообщила о ее просьбе придворному медику. Тот послал лекарство, посоветовав влить его в шербет и дать под видом вина. Нирмал так и велела сделать. Удипури выпила этот напиток, и он ей очень понравился.
— Какое чудесное вино, — сказала она.
Вскоре Удипури опьянела и погрузилась в глубокий сон.
Пламя начинает жечь Зеб-ун-нисуЗеб-ун-ниса пребывала в одиночестве. Ей прислуживали несколько служанок. Нирмал не раз приходила узнать, как она себя чувствует. Весть о несчастье, постигшем Удипури, дошла до Зеб-ун-нисы, и она задумалась о собственной судьбе.
Когда по зову Чанчал-кумари она появилась перед ней, ее лицо не выражало ни смирения, ни гордости. Но в душе она твердо решила, что ничем не унизит имени дочери падишаха Аламгира.
Чанчал-кумари встретила ее очень приветливо и, усадив на почетное место, завязала с ней непринужденную беседу. Зеб-ун-ниса так же вежливо ей отвечала. Никто из них ничем не проявил ненависти, которая их разделяла. После беседы Чанчал-кумари приказала окружить Зеб-ун-нису вниманием, соответствующим ее сану и дала ей благовония и бетель.
