Эта Гордеева безотчетно нравилась следователю Зарипову, а вот её манеры необъяснимо раздражали! В том, как она выговаривала слова, как строила краткие фразы, было что-то лукавое. Поглядывала она кротко, но из-под пушистых ресниц и либо в сторону, либо и вовсе в пол. По мнению следователя, так могла смотреть женщина, боявшаяся сказать своим взглядом слишком много.
– Гордеева, ведь вы неглупая женщина, – еле сдерживаясь, увещевал её Зарипов. – Неужели вы не замечаете, что выглядит-то все чертовски странно, если верить вам?
– Как есть, – тоненько ответила Марьяна и снова опустила глаза. – Я не могу больше ничего добавить.
Марьяна испытывала ужас, но все же находила в себе силы держаться именно так, как подсказывал ей инстинкт самосохранения. Она страшилась холодного, испытующего взгляда следователя и избегала его. Она сознательно отвечала немногословно, чтоб не произнести лишнего, что могло бы испортить дальнейшую жизнь ей и сыну. У неё были свои резоны вести себя так.
Это давалось ей нелегко, но у Марьяны имелся свой маленький секрет. Она черпала стойкость, предаваясь чувственным размышлениям. В частности, ей нравилось вспоминать минуты близости с доктором Максимовым. Внезапный секс ночью, в ординаторской, сблизил их больше, чем это могло бы случиться за долгие месяцы знакомства. Потом они встречались еще, и всякий раз она испытывала небывалые ощущения. Их обоих влекла необъяснимая тяга. В энергии этой страсти она обретала все, что ей недоставало раньше, не теряя при этом головы. Поэтому потерпеть некоторое время этого отвратительного мужлана Зарипова ей было вполне по силам. Ведь за порогом этого учреждения она желанна и самодостаточна.
Зарипов заметно нервничал. Дело не срасталось. Почти все версии были иллюзорны. Они рассыпались на отдельные линии. Все было весьма запутанно и бестолково. Впереди предстояла долгая, нудная кропотливая работа по добыче достоверных фактов и улик. Досадливо морщась, Зарипов сказал:
– Идите, Гордеева! Мы еще вас пригласим для беседы.
Марьяна легко поднялась и направилась к выходу, покачивая бедрами. Зарипов смотрел ей в след, не отводя глаз. Даже в движениях этой молодой женщины угадывалась некоторая двусмысленность. Такая внешность очень редко сочетается с добродетелью.
* * *
– Светлана Борисовна, к вам можно? Татьяна пришла, дочь Валентины Михайловны, – негромко сообщила Римма, приоткрыв дверь в маленький кабинет.
– Да, конечно, пусть заходит, – кивнула Светлана.
Светлана ответила вполне непринужденно, но внутренне вся напряглась. Все в ней противилось погружению в атмосферу горя, а эта женщина едва ли могла принести с собой нечто иное.
Татьяна расположилась напротив, придвинув стул вплотную к столу. Светлана наметанным женским взглядом считывала информацию с облика посетительницы, пытаясь просчитать причины её появления. Вид у неё был несколько усталый, лицо исхудавшее, но не болезненное, а вполне живое. Видимо, молодой здоровый организм брал свое.
– Здравствуйте, Танечка, – обратилась Светлана как можно любезнее. – Хорошо выглядите. Этот цвет краски вам очень к лицу. Надеюсь, ничего не случилось?
– Света, – полушепотом заговорила Татьяна, немного опасливо оглянувшись на дверь. – А ведь у мамы-то деньги пропали.
– Какие деньги? – спокойно осведомилась Светлана. – Сколько?
– Не маленькие! – с легким нажимом заявила посетительница.
Для шутки это прозвучало жутковато. Казалось бы, замечательный человек мертв, и все остальное уже не важно. Однако у живых свои расчеты и свой подход ко всему.
Светлане не хотелось опять ворошить события того тяжелого дня. Она с минуту помолчала, не отводя пристального взгляда. Что это – подвох или истина? Ей удалось остановить тревожный бег мыслей и заставить себя рассуждать здраво. Внутри раздался легкий щелчок, и деловая хватка возобладала над чувствами. Денежные вопросы всегда требуют точности.
– Давайте, Танечка, по порядку, – четко проговорила Светлана.
Татьяна прокашлялась и пояснила:
– У нас ведь дом был в Буньково. Это в Ногинском районе. От деда остался. Домишко добротный, земли двадцать соток, места красивые, да ездили мы туда редко. Не по силам и не по средствам нам было. Мама продать его решила, а в Москве отдельную однокомнатную квартиру для меня купить. Мама все мою судьбу устроить хотела, говорила, на невесту с квартирой больше женихов будет. Дом на маму был оформлен, так она сама и занималась всем. Покупатель вначале выплатил аванс, а после всех процедур по сделке оставшуюся часть денег привез. В тот день и доставил ей их прямо на работу…
– Вы подтвердить это можете?
– Конечно. Документы имеются. И покупатель. Он мужчина солидный, порядочный.
– А почему же вы молчали?
– Так я и сама не знала, что он деньги ей привозил в тот день. Я же вам говорю, мама сама всем занималась. А он вчера позвонил и спросил, где мама. Они с ним уговорились поехать в Буньково, чтоб все передать ему, а наши кое-какие вещицы оттуда увезти. Мол, мама сама обещала ему позвонить…
– Ясно, – перебила Светлана. – Значит, появился еще один свидетель… Что вы ему сказали?
– Сказала, что мама скоропостижно скончалась… Не смогла я про убийство… Он и так опешил.
– Пожалуй, поступили вы верно. Надо со следователем посоветоваться. Надеюсь, вы понимаете, что нужно сообщить о новых обстоятельствах?
– Так ведь это, – замялась Татьяна. – В договоре-то купли-продажи сумма занижена… Ну, знаете, как это бывает. Пишут в договоре одно, а на самом деле другое… Я и зашла посоветоваться, как мне быть.
– Я не думаю, что сейчас это будет иметь значение. Ведь расследуется убийство. Тем более – денег-то нет, и мы не знаем, сколько их было, – рассудила Светлана. – А человек, который приходил к вашей матери в тот день именно сюда, на работу, объявился.
– Так я-то знаю, – Татьяна опять перешла на шепот. – Десять тысяч. Американских, зеленых. Купюры достоинством по сто долларов. Всего-то одна пачка. Ведь денег не обнаружили! Пропали они, вот ведь какая штука.
– Ну, мы с вами пока ничего не знаем наверняка, – осторожно заметила Светлана. – А ваш этот покупатель все это подтвердит? Дом, как я понимаю, оформлен уже на него. Он законный владелец недвижимости, и только вы теперь вправе заявить следствию о пропаже денежной суммы в размере десяти тысяч долларов. Только в вашей власти, Танечка, решить, что же вы заявите.
– Вот, я и пришла посоветоваться, – сказала Татьяна.
– Тут я вам не советчица, поймите правильно, – однозначно высказалась Светлана. – Это дело ваше, семейное.
Светлана внимательно посмотрела на свою собеседницу. На лице Татьяны отразилась внутренняя борьба. Было очевидно, что искушение затмевает боль утраты. Перед Светланой сидела её ровесница, страстно желающая преуспеть на брачном поприще. Для этого у неё имелось хорошее подспорье: средства от продажи подмосковной усадьбы и отдельная московская квартира. Выходило, что с кончиной матери дочь обретала недурное наследство. Конечно, детям почти всегда достаётся имущество их родителей, и в этом нет ничего странного. Все было бы нормально, если бы не трагическая смерть несчастной Валентины Михайловны.
