Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55
– Все, неси батюшке подарок, как и обещал. Тяжелая наша Дарья.
У меня ноги так и подкосились. От счастья подкосились. Сколько лет мы этого ждали, чего только не делали: докторов самых лучших приглашали и на воды я жену возил – ничего не помогало.
Теперь и радостно, и совестно одновременно. Придется к Груне с повинной головой идти. Это ведь она меня уговорила в храм отправиться, молиться и свечи ставить. Я не верил во все это, хотя с Дарьей каждое воскресенье на службы ходили. Она крестится, голубка моя, а у меня мысли все о работе. Говорят, плохо это и перед входом в храм мирское оставлять надобно. Так ведь не делал я ничего дурного, о ней заботился, чтобы отказу ни в чем не знала.
Люблю я супругу свою. Жизнь за нее отдам.
Кто бы подумал, что через церковь счастье такое придет. Во что не верил, в то носом и ткнули. Батюшка местный, выслушав меня, заказал фигурку ангела для алтаря, в виде пожертвования. Крохотную совсем, Дарьюшке с ладонь будет. Я еще подивился, думал, ослышался. Священник лишь бородку погладил да сказал:
– Господу не величина дара нужна, но искренность, с которой тот принесен. Кто-то за краюху хлеба исцеление получит, а кому и мешок золота счастья не даст.
Одно слово – блаженный.
Так мне и не жаль, сделал, о чем попросили. За работу со всем прилежанием взялся, иначе и не умею.
Ангелок до того хорош получился, что я сам на свою работу возрадовался, хотя больно я придирчив к себе бываю. Казалось, подуй на крылышки, как перья трепетать начнут.
Хотел я ангела в тот же день в церковь отнести, да вызвали по срочному делу в столицу – заказ хороший подвернулся.
Вот и поехал.
Обратно летел как на крыльях. Скорее бы супругу увидеть, к груди прижать, в уста поцеловать.
Тот день мне до самой смерти в кошмарах сниться будет.
В доме было тихо. Подумалось даже: скоро, совсем скоро детский голосок ее разрушит, еще мечтать о покое стану. Эх, скорее бы случилось.
Дарьи не было в ее комнате. Груня – та тоже куда-то запропастилась. Пошел искать. Весь дом обошел, нет никого, как вымерли. Сердце заныло тревожно, в голове точно молоточки застучали.
Ноги сами понесли в сад, к тому пруду, где Дарьюшка любила бывать. Вижу: сидит голубка в беседке. А беседка у нас – загляденье. Вся в узорах ажурных, не беседка – кружево. Оба мы любили ее, а тут вдруг подумалось: будто в клетке, сидит в ней моя красавица.
Груня гладила мою супругу по руке, слушала ее рыдания, сквозь которые и слов-то не разобрать.
Я подошел совсем близко, хотел окрикнуть, когда до ушей долетели обрывки разговора, и я оторопел. Притаился за кустом сирени, прислушался.
– Я в пруду этом утоплюсь, Грушенька, – причитала Дарья. – Не снести позора. Что же я наделала?
И снова поток слез, всхлипывания. О чем же они говорят? Хоть и стыдно за собственной супругой шпионить, но после таких ее слов захотелось мне узнать, что же такое случилось.
– Ты мне это брось! – закричала кормилица. – Вот ведь нашла о чем думать! Пойди к нему, повинись. Петр Сергеевич мужик не злой, поймет.
– Поймет ли, Грушенька? А поймет, так примет ли? Я сама себя простить не могу. А муж-то и подавно не простит.
Тут я случайно и наступил на сухую ветку.
– Ой ты ж батюшки! – Груня прижала руки к груди и начала креститься.
Дарья обернулась и увидела меня. На заплаканном личике застыло выражение ужаса и боли. Чего же это она от меня утаить пыталась, если теперь так боится?
– Петр Сергеевич, – первой заговорила Груня, – ты когда вернулся-то? И чего по кустам прячешься?
Они обе поняли, что я слышал их разговор. Поняли и не знали, как теперь себя вести.
Груня вскочила на ноги, бестолково захлопотала, а Дарья так и сидела, как истукан, только слезы лились по щекам.
– Я не прячусь! – сорвался я на крик. – Весь дом обошел, нет никого, а вы тут рыдаете.
Дарья не выдержала: тем же вечером все рассказала. Ребеночка не от меня она понесла.
Вспомнилось, как еще летом мы с ней в городскую квартиру поехали, чтобы она обновок себе прикупила, с подружками поболтала. Кабы знать, чем оно мне обернется, запер бы Дарью дома, не выпускал бы никуда.
– Сама не знаю, как вышло, – Дарья говорила спокойно, не плакала, как тогда в беседке, от того и жутко стало.
– Ты его любишь? – спросил я. Не мог не спросить.
– Я тебя люблю, Петруша! Там была страсть, наваждение слепое.
Она еще долго говорила, так не пролив ни слезинки.
Я хотел поверить.
Не смог.
Через две недели уже сидел в кабинете своего приятеля, доктора Германова. Разговор был непростым. Долго думал, прежде чем прийти, все решал, приму ли чужое дитя. И понял, что не смогу.
– Петр Сергеевич, ты меня тоже пойми. – Приятель старался не смотреть мне в глаза, делал вид, что изучает важные бумаги. – Не могу я на такое пойти, это же преступление.
– Кто может?
– Разве что повитуха деревенская, – усмехнулся Германов.
Приятель пошутить решил, но мне не до шуток.
Повитуха живо нашлась. Мог ли я, человек образованный, поверить в то, что сам к ней на поклон пойду.
Да ни в жизнь!
Однако очень скоро стоял на пороге ее дома. Изба повитухи стояла на отшибе, у самого леса. Эх, если бы не Дарья, никогда бы я в деревню не уехал, городской дух мне милее всего.
На мой стук выглянула нестарая еще баба, зыркнула темным глазом и, ни слова не говоря, отошла в сторону, приглашая войти в хату. Признаться, я ожидал увидеть земляной пол, травы, развешанные по стенам, черного кота на лежанке.
Ничего такого не было: обычный зажиточный деревенский дом. И баба вовсе не походила на ведьму.
Я уже уйти хотел, извинившись за беспокойство, когда она схватила меня за руку и зашипела зловещим шепотом:
– Не твой это грех, не тебе и приходить ко мне было. Но я помогу.
Ничего я из ее слов не понял, а она уже склянку темного стекла мне в руку сует:
– По три капли будешь добавлять в еду и питье.
– Кому? – опешил я от такого напора.
– Ясно кому, супружнице неверной. – И посмотрела как на ярмарочного дурачка.
Ознакомительная версия. Доступно 11 страниц из 55